Когда я пыталась вступить в контакт с Кальвином, он четко давал понять, что не желает никаких взаимоотношений со мной. Счастливый только на коленях у Мэри, он замирал и переставал дышать, когда я заговаривала с ним. Он не брал угощений от меня, даже самых лучших, которые я бросала на пол так, чтобы он мог держаться поодаль от меня. Когда Мэри спустила его на ковровое покрытие, Кальвин запаниковал и начал учащенно дышать. В итоге ей пришлось вновь взять его на колени. Мэри отчаянно искала помощи. Она так любила Кальвина, но не могла больше продолжать жить так. Она хотела понять, что она может сделать, чтобы исправить его. Я спросила, сколько у нее есть времени на процесс лечения.
Прежде всего, я сообщила ей хорошую новость: есть немало возможностей, которые она могла бы задействовать, чтобы сделать жизнь — свою и Кальвина — лучше, и она может начать их использовать сразу. Но имелась и плохая новость: последствия раннего развития Кальвина полностью преодолеть невозможно. Подобно людям, собаки — высокосоциализированный вид, чье нормальное развитие требует социальных взаимоотношений в строго определенные периоды их щенячества. Кальвин может научиться чувствовать себя более комфортно с незнакомыми людьми, но он никогда не станет хорошо адаптированным псом, таким, каким бы стал, если бы воспитывался в нормальной среде. Мой прогноз по поводу его проблем с отправлением естественных надобностей был осторожным, поскольку собаку, научившуюся с ранних лет справлять нужду там, где она спит, чрезвычайно трудно переучить делать это во взрослом возрасте. Из всех проблем лучшие шансы на коррекцию имелись у поведения Кальвина по отношению к Мэри, но для этого было необходимо, чтобы Мэри перестала относиться к Кальвину, как к маленькому щенку, и стала бы воспринимать его как выросшего, зрелого «парня», каковым он уже и являлся. Представьте на месте Кальвина двадцатипятилетнего сына, живущего в доме Мэри, окруженного вниманием, получающего еду и массаж только потому, что он так мил. Ей не нужно было становиться с ним жестким или перестать его любить: чтобы изменить его ожидания восторга, достаточно было осознать, что, несмотря на свое милое маленькое лицо, Кальвин уже не маленький ребенок, которому для выживания требуется ее постоянный уход за ним.
Через полгода усилия Мэри стали приносить плоды. Кальвин начал ассоциировать гостей с замечательными угощениями, больше не лаял на них и не пытался укусить. Он предпочитал, чтобы гости не гладили его, но больше не воспринимал их как захватчиков с другой планеты. Кальвин продолжал обожать Мэри, но начал осваивать некоторые манеры цивилизованного общения и перестал проявлять вспышки гнева при раздражении. Потребовалась масса усилий, чтобы научить его не вступать в конфликт с другими собаками, но теперь Кальвин мог гулять по округе, не лая и не рыча на проходящих мимо собак. Он никогда не перестанет ходить в туалет дома, но теперь в этом отношении он ведет себя гораздо лучше. В течение дня ему позволено находиться вне своего «домика», и Мэри больше не надо мыть плохо пахнущую собаку каждый вечер по возвращении с работы домой [30] В главе 8 приводятся некоторые из советов, которым следовала Мэри, чтобы улучшить поведение Кальвина, особенно по отношению к ней. Полное объяснение всего того, что делала в этом плане Мэри, потребовало бы написания отдельной книги (см. источники в разделе «Библиография»).
. Теперь, когда она уходит, он справляет нужду в специальный собачий туалет в задней комнате. Это не идеально, но достаточно приемлемо для Мэри и ее любимого маленького пса: одного из миллионов представителей собачьего племени, которых непрерывно калечат в щенячьем возрасте люди, производящие и продающие их, как газировку.
Завязывание социальных контактов
Самое ужасное в этой истории то, что проблемы Кальвина можно было, в основном, предотвратить. Как и у людей, у собак имеются определенные временные промежутки в их умственном развитии, в которые они постигают окружающий мир. Один из таких временных промежутков носит название «критический период» социализации. В результате обширных исследований поведения собак обнаружилось, что щенки, изолированные от человеческих контактов в промежутке между пятью и двенадцатью неделями жизни, в дальнейшем не способны нормально реагировать на людей. Называемые ныне «чувствительным периодом», поскольку, похоже, здесь не все так жестко и прямолинейно предопределено, как думали раньше, эти ранние недели оказывают глубокое влияние на поведение взрослой собаки. В течение этого времени щенки — и их кузены — волчата, заряжаются информацией о том, кто является их социальными компаньонами. Это так важно, что волчат в Волчьем Парке — научно-исследовательской базе в Индиане — забирают от матерей в возрасте восьми — десяти дней и растят исключительно в человеческой среде до той поры, пока позже не возвращают жить в стаю. Без подобного общения в этот важный для развития период, взрослые волки никогда бы не пустили людей в свой вольер. Времени, эквивалентному «чувствительному периоду», в жизни представителей семейства псовых больше не предусмотрено: невозможно воскресить упущенное время. Если обеспечить взрослому волку такую же интенсивность человеческих контактов за то же самое время, эффект будет меньшим. То же самое справедливо и для собак. Вот почему так важно понимать эффект раннего развития на поведение взрослых собак. Если собака выросла, вы не сможете вернуться назад. Как и в случае с Кальвином, можно добиться существенного прогресса, но работать придется с тем, что вы уже получили.
Читать дальше