Радмир Коренев - Собака — зверь домашний (Первое издание)

— Подремонтируем, маманя, собьем ракушки, подкрасимся.

Степан трогал родные, полузабытые вещи.

«Ишь, — накрывая на стол, думала Лукерья, — по-флотски шпарит. За пять лет обычные слова забыл уж. Наши-то знай рыбу ловят, а по-флотски не мерекают. Разве что дед Матвей. Тот все о парусном флоте. Тоже любит морскими словечками мозги посуричить. Тьфу! Сама уж по-ихнему заговорила».

И Грачиха вспомнила, каким прибыл Матвей в родную тамбовскую деревню из плавания. Щеголь! По тем, довоенным временам. За границей, говорит, бывал. Гоголем ходил. «Приглашу его сегодня, обязательно приглашу. Как-никак, тамбовские. И внуков его приглашу, Люську с Витькой. Шебутной дед, а внуков вырастил, родители в войну погибли…

— Люську-то, поди, забыл?!

— Чьи позывные, маманя?

— Деда Матвея. Соседи наши. Соплюшкой была, а ныне не узнать — красавица.

— Бери на абордаж, маманя!

— Возьму, сынок, возьму! Красавица, не иным чета…

— Что-то не припомню такую.

— Через огород с веточкой бегала. Лет двенадцать ей было.

— Добро, маманя! Свистать всех наверх, а баньку истопила?

— Давно уж. Иди, а я кой-кого оббегаю.

Не спеша, по-стариковски парился Степан, хлестал себя березовым веничком.

— Эх-ха-а… Тропики… Ух, хорошо… Камни дышат. Запах березовый, а-а-а…

«На верхней не выдержу… Батя бы лежал. Где-то задержался, придет скоро… Люська, Люська. А! Вспомнил. У деда Матвея тонконогая внучка была. Мне язык показывала. Интересно, какая стала. Кажется, беленькая, а на причале была черненькая. Симпатичная. Застропим. Чья она? А может, сезонная? Звать не спросил. Если не придёт, где искать буду?».

Когда, напарившись в старой баньке, Степан вошел в дом, мать приготовила ему сорочку и бостоновый костюм. Отец уже был дома.

— Отвык я от такой одежды, отвык…

Сорочка плотно обжала плечи, но рукава оказались короткими. Это бы сошло, можно закатать, но костюм… он стал явно мал. Насмеявшись, отец и мать решили купить завтра же новый. А на вечере уж придется побыть во флотской.

— Тебе она к лицу, сынок, — осматривала его счастливая мать, — и ордена… Только вот зачем на них пишут: первый, второй, третий?

— Спортивные.

— А этот за что? Прочитай-ка! Слеповата стала.

— Отличник боевой и политической подготовки, — выпалил Степан.

— В боях участвовал, сынок, а почему молчал? У меня так ныло сердце.

— Нет, мама. Значки мирные.

— Не скажи, не скажи. Значки, может быть, и мирные, а дадены за боевые заслуги. Ну хоть живой вернулся, а то и ждать устала. Вон как в мире беспокойно. И чего людям не живется? А ты одевайся, одевайся. Гляди, вон Матвей идет. А что же без внучки? Э-э, верну обратно. Верну… Люська-то все бывало в огород заглянет да спросит: «А Степа пишет?» Пишет, говорю, да не про тебя, коза. А она захихикает и убежит. Давя смотрю, приоделась, разрумянилась, невеста-а. Когда и выросла… Прям вот как вишенка созрела. Не узнаешь. Пойду покличу.

Мать вышла, и Степан услышал, как она кричала с крыльца:

— А почему не все? Где Витя, где Люся? Давайте всем семейством. Оно и моему молодцу веселей будет. Чем с нами-то, стариками…

— Придут они, придут. Как Витька с катера вернется, так и придут.

Андрей, Витька и Люська пришли вместе.

«Вот она, — удивился Степан, — а раньше платье, как на доске, висело».

Рот его растянулся в довольной улыбке.

— Держи краба! — протянул он руку с растопыренными пальцами. Люська протянула свою маленькую горячую руку и посмотрела в его глаза. Казалось, вот сейчас она возьмет прутик и щелкнет, как бывало, петуха в огороде, а потом улыбнется и убежит.

— Ого? Уже клотиком до моего плеча достаешь, а я думал, ты все еще маленькая.

Люська, не разжимая губ, улыбнулась, отчего ямочка на щеке ее показалась и исчезла. Исчезла и улыбка, когда с Кряжевым появилась Лена.

— О! Кряжев, — обрадовалась Лукерья и тут же недовольно поджала губы: — Тоже нашел себе, Ленку ведет.

— Амба, мать! Я приглашал.

— Вербованной только и не хватало. Будто девок своих нет… Я, сын, правду-матку…

— Ну, хва! — вмешался Грачев-старший. — Стыдись людей! Не порть настроения. Прими как надо!

Лукерья молча удалилась в кухню. Зато Степан вышел им навстречу.

Уже все приглашенные собрались в большой комнате, когда Грачиха, уняв свой буйный характер, вышла к гостям.

— Рассаживайтесь, гостюшки, где место есть. Всем хватит. А ты сюда, Степа, к Матвею поближе да к Люсеньке. Вон она какая сегодня нарядная…

Поднялся дед Матвей.