Борис Рябинин - Друзья, которые всегда со мной

— А вот это светлое пятно — легкие… Печень опустилась. Она должна быть выше желудка…

Все было похоже на колдовство. Вероятно, обстановка действовала и на Джери, ибо он повиновался беспрекословно, был покорен, как ребенок. Уткнул голову мне в грудь, напрягался порой и молчал, я тихонько оглаживал его, ощущая ласковое тепло его шелковистой шкуры и легкую дрожь в теле. Только когда доктор прощупывал опухоль, пес сделал несмелую попытку освободиться и опять затих, казалось, даже удерживал дыхание. Умница моя!

Все это — и короткое, отрывистое «накал», «свет», «ток» Леонида Ивановича, и флюоресцирующий экран с зеленоватыми тенями на нем — было знакомым до мелочей: все как два года назад. Все так и не так. Сегодня и катаральная язва уже не казалась страшной. Теперь, в этом смутном пятне, уступавшем нажиму докторских пальцев, была жизнь и смерть Джери.

— Даус! — наконец произнес Леонид Иванович.

Снова щелкнуло. Световое пятно исчезло. Вспыхнул свет, сначала синий, потом белый. Ой, как неловко глазам! Еще не конец. Следующий сеанс через два часа. Надо дождаться, чтоб барий распространился дальше по пищеварительному тракту.

— Ну как? — волновался я. — Операция?

— Пока не исключаю. Вот еще раз посмотрим. Может быть, масса в опухоль зайдет. Хочу посмотреть в области аппендикса.

Сегодня был решающий день, решалась судьба Джери. Леонид Иванович хотел выяснить все досконально. Либо, либо… Нельзя ждать еще такого же приступа, какой был ночью.

Джери оставался в кабинете, лежал, скрестив лапы.

— А лапы часто ты так держишь? — осведомился Леонид Иванович. — Красивая поза! Недаром догов любили аристократы.

Исследования, вся больничная обстановка словно оказали благотворное влияние на Джери. Он свернулся калачиком, чего уже давно не делал, и даже завсхрапывал. Отлежался, почувствовал себя немного лучше. Осторожно опрокинулся на бок, подогнул передние лапы и засипел — как обычно делал, когда у него появлялось благодушное настроение. Милый, милый!

Леонид Иванович то появлялся, то исчезал. Деятелен, энергичен, за день успеет сделать массу дел. И, добавлю, чуток, отзывчив — и к животным и к людям.

К любому животному он подходил совершенно безбоязненно. Вероятно, все это и создавало ему непререкаемый авторитет в больнице, его охотно слушались все.

Второй сеанс. Джери снова поставили боком на столе. Контрастная масса прошла по кишкам.

— Вот она где, опухоль-то. Теперь она от нас никуда не уйдет… — говорил Леонид Иванович. Он был серьезен.

Джери слегка стонал: больно.

— Большие неполадки, — сказал Леонид Иванович. — Ну посмотрим, что третий сеанс скажет.

Джери осторожно спрыгнул со стола. Похоже, что ему уже надоело находиться на столе, устал. Долго топтался. Видимо, резкие движения причиняли боль.

Все повторилось сызнова в третий раз. Леонид Иванович становился все мрачнее, замкнутее, не глядел мне в глаза, на лбу обозначились глубокие морщины. Он как будто не верил, не хотел поверить и наконец только после третьего сеанса изрек:

— Оперировать. Немедленно. Завтра же. Другого ничего не остается. Рак…

Рак. А позвонки? Впрочем, какое это теперь имело значение? Рак!!! Рак!!! Короткое, всего в три буквы, слово это било в мозгу, как молотом. Рак! Что может быть хуже, страшнее, непоправимее?

Но, может быть, операция принесет желаемый результат. Бывают такие случаи. Сейчас все надежды связывались с Леонидом Ивановичем, я верил в него.

Впервые я сталкивался с фактом: рак — у животного. До этого считал, что рак — привилегия чисто человеческая, им болеют только люди. Оказалось, среди животных он распространен тоже, Джери отнюдь не исключение. Собаки заболевают особенно часто.

Накануне операции я провел почти бессонную ночь, ворочался с боку на бок, потом поднялся и сел работать, а рано поутру уже был около больного, в домике, где прошла вся жизнь Джери и моя собственная юность. Пес был ласков, ласков как никогда. Или, может быть, я смотрел сейчас на него другими глазами?

Дома простились. Мама едва удерживала слезы. Кто знает, что мог принести этот день. Утром пошли в больницу.

За ночь выпал снег. Он не переставал сыпать крупными хлопьями. На спине Джери оседали целые охапки. Дог трусил рысцой: дорога к больнице уже хорошо была известна. Временами его пошатывало, началось обильное слюнотечение, густая, тягучая слюна падала на дорогу, пес облизывался и опять ронял ее. Какая-то женщина, поравнявшись с нами и пристально посмотрев на собаку, спросила: «Не болен ли?» — «Болен». — «Ах ты, милый…» Она долго стояла, провожала нас взглядом.