Борис Рябинин - Друзья, которые всегда со мной

Избушка хиленькая, вросла в землю, пройдешь и не заметишь…

Придержав собак, я постучал о порог ногой (двери не было). Внутри послышался шорох, в проеме показалась тень, высунулось чье-то заросшее лицо. Хриплый голос испуганно произнес:

— Кто там? Кого несет?

Не слишком любезно. Голос неприятный и вроде бы встревоженный. Неприветливый дяденька. Другой, наверное, обрадовался бы, что будет не один.

Он, кажется, не собирался приглашать нас в избу. Тогда я, держа за ошейник, чуть пустил Джери вперед. Издав неясный возглас, хозяин избы попятился (боится собак?), мы вошли.

Избушка была полна дыма, вероятно, засорился дымоход — нет тяги. Бывает, в трубах таких лесных сторожек птицы вьют гнезда. Пахло жареным мясом. Ох и вкусно… Мы все трое изрядно проголодались, и собаки жадно втягивали ноздрями аппетитные запахи. Но я чувствовал, что животные, как и я, тоже не доверяют этому человеку. У собаки, к слову говоря, чутье к человеку особенно обострено; иной раз бессловесные разбираются в ситуации куда быстрее. Оба мои пса сразу потянули меня к тому, что, вероятно, больше всего и не хотел показывать неизвестный. Это был громадный кусок мяса, он лежал на полу… нет, не кусок, то было недавно убитое и освежеванное животное. Ноги отделены от туловища, как и голова, часть туши разделана; отрубленный кусок жарился над огнем. Его запах и щекотал обоняние.

Впрочем, я не сразу понял, какую встречу послала нам судьба. Сперва я принял убитое животное за косулю (медленно же я соображал, медленно!), потом… Это же лосенок! Неужели тот, которого мы недавно видели с матерью?!

Меня будто ударили обухом по голове.

Он, этот… (сейчас я не находил подходящего определения) мог выстрелить в беззащитного маленького лосенка! Поднялась рука! Может быть, стрелял и в мать; хотя был один выстрел. Надо немедленно что-то предпринять, изобличить его и передать в руки правосудия. А где еще улики? А вообще как задерживают браконьеров?

Все это мгновенно пронеслось у меня в мозгу. Но тут же вкралось и сомнение: может быть, я ошибаюсь? Мало ли. Почему именно лосенок? А может быть, совсем нет? И вообще человек никого не убивал, принес мясо с собой… Но последнее я сразу отверг: кто же носит в лес убитую живность, зачем?! А кроме того, за первую версию свидетельствовало и ружье. Да, ружье. Двустволка. Заглянуть бы в стволы и определить, давно ли из него стреляли.

— Откуда у вас это мясо? — Я не узнал своего голоса.

— А ты что за контролер? Тебе на что знать?

Глупо, однако. Как будто он вот так возьмет и сам все выложит, убил, мол, незаконно, давай забирай меня…

— Это же лосенок! — вырвалось у меня.

— Гусь.

Прочь отсюда. Выйти, там решить, что делать с этим типом. Не хочу дышать одним воздухом с ним. Смеется в лицо. Конечно, он не ожидал нас; и вообще чувствовал себя в полной безопасности. Только что отгремела гроза, поздний вечер, кто в такое время будет слоняться по лесу. Иначе он не кулинарничал бы здесь. Нелегкая принесла нас совершенно непредусмотренно.

Может быть, поискать другое место для ночевки? Да о том ли речь! Ночевка отошла на задний план.

Я еще ничего не успел сказать, как собаки уже начали рваться из этого убежища браконьера. Продолжая думать о том, как мне надлежит поступить, я — скорее автоматически, нежели сознательно — последовал за ними; они потянули куда-то за угол, потом в кусты, принюхиваясь жадно к земле. Джери впереди, Снукки за ним (а еще говорят, что доги плохие ищейки, обладают слабым чутьем!); Джери сунул нос под рябину, разнюхивая так напряженно, что можно было подумать — работают кузнечные мехи, потом, раздвинув носом ветки, ухватил зубами и потащил; тотчас на помощь пришла Снукки. Они вытащили шкуру.

Да, шкура лосенка, окровавленная, чуть ли еще не теплая…

Все понятно. Убил, ободрал и спрятал. Шкура всегда главная улика, браконьеры ее бросают. Шкура меняла дело.

Сказав собакам «фу!», я вернулся в избушку. За те несколько минут, что мы отсутствовали, атмосфера там явно изменилась. Нас ждали. И приготовились. Я сразу заметил, что ружье, прежде прислоненное к стене, теперь под рукой, около хозяина. И сам он, хотя продолжал смотреть все так же в сторону, был настороже, следил за каждым нашим шагом.

Теперь я рассмотрел его. Неприятный тип. Весь какой-то взъерошенный, нескладный, лицо заросшее; волосы росли даже из ушей; глаз не видно, только узкие щелочки, в которых поблескивало что-то недоброе и настороженное. Он изображал, что совершенно спокоен и независим, но я видел: он боится.