Джон Грогэн - Марли и я - жизнь с самой ужасной собакой в мире

Тем вечером, вернувшись домой, я расстелил на полу гостиной спальный мешок. Марли нельзя карабкаться по ступеням, а у меня не было желания оставлять беспомощного пса в одиночестве.

Я знал, что он всю ночь будет пытаться одолеть эти ступени, если не сможет находиться рядом со мной.

– Марли, мы устраиваем вечеринку с ночевкой! – объявил я, ложась рядом с ним. Я гладил его туловище – от головы до хвоста, пока на его спине не образовались комочки шерсти. Я вытирал слизь из уголков его глаз и чесал его за ухом, что ему очень нравилось. Дженни с детьми приедет утром, и она побалует его маленькими порциями вареной говядины и риса. Тринадцать лет Марли был рядом с нами, и вот наконец он дождался того, чтобы перейти на человеческую пищу. Не объедки, а полноценная еда прямо с плиты, приготовленная специально для него. Дети обнимут пса, не подозревая, как скоро его с нами уже не будет.

Завтра в доме снова зазвучат их громкие голоса. Но сегодня мы были вдвоем: я и Марли. Лежа рядом с ним и чувствуя на своем лице его дыхание, не мог не вспомнить нашу первую ночь тринадцать лет назад, когда принес домой крохотного щенка, который скулил и звал свою мать. Вспомнилось, как перетащил его коробку в спальню, и мы уснули, а я опустил руку, чтобы ему не было страшно. По прошествии тринадцати лет мы все еще вместе. Я вспоминал время, когда он был щенком и молодым псом: разодранные диваны и обгрызенные матрацы, веселые прогулки вдоль Берегового канала, танцы под музыку, страсть к глотанию предметов (в том числе чеков моей зарплаты) и сладкие мгновения взаимной симпатии. Каким же прекрасным и верным товарищем был Марли все эти годы и какими чудесными они казались мне сейчас!

– Ты до смерти напугал меня, старина, – прошептал я, когда он растянулся возле меня и сунул морду мне под мышку, чтобы я продолжал его гладить. – Как же здорово, что ты вернулся.

Мы так и заснули, лежа рядышком на полу; он устроился на краешке моего спальника, моя рука обнимала его спину. Один раз за ночь Марли разбудил меня. Его плечи вздрогнули, лапы дернулись, и он тявкнул, словно щенок. Ему что-то приснилось, решил я. Снилось, что он опять молод и силен и этот день никогда не кончится.

В течение следующих нескольких недель Марли полностью восстановился. Озорная искорка опять зажглась в его глазах, а нос снова стал мокрым и холодным. Он поправился. Несмотря на все тяготы, через которые ему пришлось пройти, он выглядел совершенно здоровым. Он с удовольствием дремал целыми днями, выбрав себе место за стеклянной дверью, где можно погреться на солнце. На своей новой низкокалорийной диете, разбитой на маленькие порции, он был постоянно голодным и стал выпрашивать и воровать еду еще бессовестнее, чем раньше. Как-то раз вечером я засек Марли одного на кухне: он стоял на задних лапах, положив передние на кухонный стол, и поедал хлопья с тарелки. Как он смог проделать подобное при своих слабых бедрах, для меня остается загадкой. К чертям немощь, если хочется есть! Я был так растроган этим неожиданным приливом сил, что мне захотелось обнять пса.

Испуг, пережитый нами в то лето, должен был насторожить нас с Дженни, но мы быстро свыклись с приятной мыслью, что этот кризис – единичное явление и теперь угроза жизни нашей собаки миновала.Мы хотели, чтобы Марли жил вечно. Вопреки всем своим слабостям он по-прежнему существовал довольно беззаботно. Каждое утро после завтрака пес направлялся в гостиную, взбирался на диван, терся головой и пастью об обивку, попутно взбивая подушки. Потом разворачивался и проходился по дивану в обратном направлении, чтобы почесать другой бок. Затем он спрыгивал на пол и ложился на спину, чтобы почесать и ее. Ему нравилось сидеть и с вожделением вылизывать ковролин, словно он был полит самой вкусной подливкой на свете. В ежедневные обязанности Марли входило: облаять молочника, навестить курочек, проверить птичью кормушку и изучить краны в ванной в поисках капелек воды, которые можно слизнуть. По нескольку раз в день он совал свой нос, поднимая крышку, в мусорное ведро на кухне, чтобы посмотреть, какими «подарками» можно поживиться. Он ежедневно вел себя, как подобает лабрадору-бегуну, пытался носиться по комнатам и при этом барабанил своим хвостом по стенам и мебели, и мне, как прежде, иногда приходилось разжимать его челюсти и доставать из пасти всевозможные предметы обихода: картофельные очистки, обертки от булочек, использованные бумажные салфетки и зубные нити. Даже в старости некоторые привычки неподвластны времени.