Джон Грогэн - Марли и я - жизнь с самой ужасной собакой в мире

– Сегодня ты вел себя правильно, большой пес, – шептал я, почесывая его за ухом. – Сегодня ты заработал свой ужин. – Положил руку ему на спину и заснул.

О разгуле преступности в Южной Флориде говорил тот факт, что о нападении на девочку-подростка, спокойно сидевшую в машине перед своим домом, написали всего шесть предложений в утреннем выпуске газеты Sun-Sentinel. Сообщение о преступлении вышло под заголовком «Мужчина напал на девочку» в разделе «Коротко о разном» на третьей странице.

В заметке ничего не было сказано про меня, Марли и тех парней, которые полуголыми бросились в погоню за преступником. Там не упоминалась и наша соседка Барри, которая преследовала подонка на своей машине. И обо всех соседях, которые включили свет на верандах и позвонили 911, тоже не сказано ни слова. Драма, разыгравшаяся в нашем районе, показалась властям незначительным происшествием в хронике жестоких преступлений криминального мира Южной Флориды. Никто не погиб, нет заложников – значит, все в порядке.

Нож преступника задел легкие Лизы. Пять дней она провела в больнице и еще несколько недель находилась дома. Ее мама рассказывала соседям о состоянии дочери, но девочка не выходила из дома, поэтому ее никто не видел.

Меня беспокоили последствия психической травмы, которые могли остаться у нее после нападения. Сможет ли она в будущем комфортно чувствовать себя, покинув прочные стены своего дома? Наши жизни пересеклись всего на три минуты, а я уже чувствовал ответственность за нее, словно брат за младшую сестренку. У меня не было желания нарушать ее уединение, однако хотелось увидеть ее и убедиться, что с ней все в порядке.

Однажды в субботу, когда я мыл машину на подъездной дорожке, а привязанный Марли сидел возле меня, случайно поднял взгляд и увидел ее. Она была красивее, чем мне тогда показалось. Загорелая, сильная, подтянутая – то есть окрепшая. Она улыбнулась и спросила:

– Помните меня?

– Так-так, – сказал я, делая вид, что пытаюсь вспомнить. – Вроде бы мы встречались раньше, но где? Случайно, не ты на концерте Тома Петти [14]все время ерзала, перекрывая мне обзор?

Она засмеялась, и тогда я спросил:

– Как твои дела, Лиза?

– Все хорошо, – ответила она. – Я почти поправилась.

– Выглядишь великолепно, – похвалил я. – Намного лучше, чем при последней нашей встрече.

– Да уж! – усмехнулась она, опустив глаза. – Ну и ночка выдалась.

– Ну и ночка, – повторил я.

На этом мы закрыли тему. Она рассказала мне о больнице, врачах, следователе, записавшем ее показания, о бесконечных корзинках с фруктами, которые ей приносили в больницу, о том, как тоскливо было сидеть дома столько времени. Она избегала упоминать о нападении, как и я. Есть вещи, о которых лучше не вспоминать.

В тот вечер Лиза задержалась у нас: бегала по саду, пока я собирал собачьи кучки, играла с Марли, перекидываясь со мной короткими фразами. Я чувствовал, что ей хочется мне что-то сказать, но ей было трудно на это решиться. Ей было всего семнадцать, я и не ждал, что она найдет нужные слова. Наши жизни пересеклись неожиданно – как два незнакомца, которых свела жизнь в результате бессмысленного насилия.У нас не было времени для обычных условностей или для выяснения отношений. Тогда наши сердца бились в унисон, и драма объединила нас – папашу в семейных трусах и девочку в блузке, пропитанной кровью. Мы крепко держались друг за друга в надежде на лучшее. И сейчас между нами возникла внутренняя близость. А как иначе? Но появилась и растерянность, и некоторое смущение, потому что в тот момент мы забыли о дистанции в общении. Слова стали ненужными. Я знал, что она благодарна мне за мое участие в ее судьбе; знал, что она оценила мои попытки поддержать ее. Она понимала: в глубине души я за нее переживал и желал ей добра. Той ночью нас объединяло нечто особенное. Это был один из тех быстротечных проблесков чистоты, которые затмевают все прочее в жизни, и его мы оба забудем еще не скоро.

– Я рад, что ты заглянула, – сказал я.

– Я тоже рада, – ответила Лиза.

У меня осталось приятное впечатление об этой девочке. Она была сильной и решительной. Думаю, ей многое будет по плечу. По прошествии лет я узнал, что она сделала карьеру телеведущей, и понял, что не ошибся в ней.

Сквозь завесу сна я постепенно осознавал, что кто-то зовет меня.

– Джон, Джон, проснись, – это Дженни тормошила меня. – Джон, мне кажется, что ребенок уже выходит.