Михаил Самарский: День надежды

Он погладил меня по голове, сел рядом со мной прямо на пол и тихо сказал:

– Ну, здравствуй, собака!

Я лизнул его лицо. Александр Михайлович улыбнулся:

– Так ты, значит, поводырь? Будешь моими глазами?

– Ав-ав! – ответил я.

– Это что значит? Да?

– Ав! – повторил я и снова ткнул носом ему в лицо.

– Ну и молодец! Будем дружить. Пойдем, что ли, испытаем наш тандем.

Трудно в это поверить, но мы очень сдружились с Александром Михайловичем. Через месяц мы с ним уже смело не только передвигались по его усадьбе, но даже выходили за ограду и ходили по поселку. Свои навыки я, конечно, не утратил, наоборот, появился какой-то новый опыт. Одна беда – с каждым днем Александр Михайлович выходил на прогулку все реже и реже. Тяжело ему было ходить пешком. Сказывались последствия авиакатастрофы. Однажды я услышал горькую правду от его доктора. Он беседовал с Ольгой Семеновной и объявил, что ее мужу осталось жить недолго.

Александр Михайлович, видимо, и сам, почувствовав приближающийся конец, вечером того же дня усадил меня на пол, сел напротив меня, поцеловал в лоб и начал говорить:

– Трисон, я должен признаться тебе в своем грехе. Я убил невинную собаку. Ну, не сам, конечно, приказал убить. Не могу больше носить это в себе. Прости меня, друг.

– У-у-у! – сказал я, имея в виду, что все обошлось, не было никакого собакоубийства.

Но Александр Михайлович продолжил:

– Только сейчас, Трисон, я понял, каким же негодяем я шел по этой жизни. Ты думаешь, я недавно ослеп? В вертолете? Нет, собака, нет! Я ослеп задолго до авиакатастрофы – еще в лихие девяностые, когда заработал свой первый миллион. А зрячим я был, когда мама меня маленького кормила с ложечки, когда я пошел в первый класс. Когда в пятом классе впервые влюбился. Я тогда смотрел на мир широко раскрытыми глазами. Понимаешь? Раскрытыми и зрячими глазами! Ты знаешь, я был самым счастливым человеком, даже когда разгружал вагоны с пустыми бутылками. Вот тогда я был точно счастливым! По-настоящему счастливым! А когда деньги полились рекой, вот тут я и ослеп. Радовался первому в своей жизни автомобилю «Бентли». Как же я был крут тогда, Трисон! Но, увы, я был уже слепым. Перестал замечать вокруг себя бедных и несчастных людей, бродячих собак и бездомных стариков. Я не видел инвалидов. Я вообще думал, что их больше нет. Однажды даже задумался: а куда делись голодные и нищие? Очень удивился, что они исчезли. Ты знаешь, ко мне приходили художники, музыканты, литераторы, режиссеры, просили денег, и я мог каждому из них помочь, но я, развалившись в кресле и покуривая сигару стоимостью больше, чем их картины и книги вместе взятые, надменно говорил им: чего вы ходите с протянутой рукой? Талант сам пробьет себе дорогу! И довольно улыбался, а потом шел в ресторан и прожирал сумму, которую просил у меня бедный художник. А через некоторое время шел к врачам и тратил суммы, еще в десять раз большие, на похудение. Господь правильно сделал, что отобрал у меня глаза и скоро отберет жизнь. Таким, как я, не место на этой земле…

Я сначала не заметил, как к нам в кабинет вошла Ольга Семеновна, и, когда она заговорила, от неожиданности даже вздрогнул.

– Саня, не кори себя. Трисон – это та собака, которую ты приказал убить.

Александр Михайлович долго молчал, а потом сказал то, что ни я, ни Ольга Семеновна услышать не ожидали:

– Я знаю, Оль! Я ведь все тогда проверил. Но это не моя заслуга, что Трисон остался жив. Это поступок Бориса. Мне не хватило духу отменить приказ. Мне не хватило смелости признаться Боре и пожать ему руку…

Александр Михайлович неожиданно стал передо мной на колени и тихо произнес:

– Прости меня, собака! Прости!

Я не знал, как себя вести в таких случаях. Но не растерялся – лизнул его в лицо и прижался к нему. У нас, собак, это самый искренний и добрый жест. Мы умеем прощать. Мы ведь зла не помним. Мы вас любим, люди. Ну, вы как-то тоже хоть изредка вспоминайте о нашем с вами договоре на заре человечества. Помните? Мы же договорились всегда и во всем друг другу помогать. Мы стараемся наши договоренности не нарушать!

Через полтора месяца меня вернули в мою школу по подготовке собак-поводырей.

Повесть «Радуга для друга»

Повесть «Формула добра»