Миша Бастер - Перестройка моды

Как на все это реагировали окружающие, можно только догадываться, но какие-то протесты не поступали, значит, не только нас одних все происходящее радовало. Приезжали ленинградцы, приходили москвичи, готовились выставки. Агузарова, которая тоже оказалась в этом клубке и искала свой стиль, звонила, просила ей в этом посодействовать, но почему-то у нас не срослось. Возможно, просто по времени, потому что мои посещения мероприятий и тусовок происходили хаотично и урывками между молочной кухней, поездками к заболевшей маме и институтом. Много поездок и соучастий просто сорвалось. Но и того, что успевалось, хватало. Так, например, после того, как вышла статья в журнале «Юность» в 87-м году, у меня начались проблемы в институте. Инна Шульженко, которая эту статью написала и дала мне посмотреть перед печатью, конечно, искренне хотела помочь; статья мне не понравилась, и мы с ней даже поссорились на какое-то время. Причем, вложив в мои уста не свойственный мне сленг в целях приблизить к народу, она действительно пыталась сделать меня популярной – но мне моей близости к народу в Бирюлево-Товарной уже хватило. Все, что делалось, конечно, было интересным, но все-таки узкому кругу лиц, а не народу.

Хитом, конечно, были мои работы с униформой и гимнастерками. Я брала дореволюционные образцы, и путем вываривания и кроя превращала это в секси-коктейли. Гимнастерки с голой спиной, различные винтажные миксы, в которых разные люди видели разное. Кто-то порочность, кто-то эротичный стеб, кто-то глумление над атрибутикой, а иные – и вовсе какое-то раскрепощение и освобождение от штампов былого. Я помню, даже ворвалась в редакцию, чтобы снять материал, но он все-таки вышел. После его выхода популярность действительно пришла феноменальная. Мы уже ездили с каким-то показом в город Фрунзе (нынешний Бишкек) в рамках нашей архитектурной делегации, которая посчитала – а почему бы и нет? Из-за количества событий и ощущений стали появляться провалы в памяти. Постоянно куда-то звали на телевидение и пресса не отставала. Насколько я понимаю, мне было, что сказать по поводу происходящего и того, что делаю, поэтому контакт с прессой был.

И вот параллельно начались проблемы в институте. Меня вызвал декан и сказал: «Катя, у меня к тебе деловое предложение. Давай ты закончишь институт на год раньше. Нет, ты нам не мешаешь, но эти письма, которые каждый день приходят…» И показывает какую-то огромную стопку писем от каких-то Васей с мордовской зоны, Саш из армии или доярок села Заветы Ильича. Мейл-арт в форме писем читателей в редакции процветал, только вместо редакции письма приходили и в институт. Поклонники пишут авангардному модельеру Микульской, хотя в стране такого понятия, как модельер еще не было! Вместо подиума были альтернативные площадки в рамках рок-культуры и художественной волны.

Наиболее запоминающимся для всех стал показ на Кузнецком мосту в рамках 17-й молодежки, куда меня позвал Артемий Троицкий. Причем, когда меня сейчас спрашивают, почему на тот момент музыка так спелась с модой, я традиционно отвечаю, что я в этом вижу одну причину – в то время Троицкий, будучи культрегером рок-музыки, ухаживал за Куницыной, которая много писала о моде и имела отношение к дому моды на Кузнецком. И моде с музыкой некуда было деваться друг от друга…

Романтическая атмосфера царила и в рядах андеграунда, и на сцене, где выступала «Среднерусская возвышенность» во всей красе, со своей песней «Галя, гуляй!» – и все выглядело парадом. Все были в полном восторге, кроме разве что сотрудников дома моделей, которые пребывали в шоке и думали, что происходит какое-то издевательство.

Причем, когда в 2003-м году я зашла в дом моделей, и директор поняла, что я это я, она сказала: «Дааа, Катерина, ну вы тогда устроили!..»

Зайцев, какой бы он ни был на тот момент с точки зрения инноваций, все-таки образованный с точки зрения текстильной промышленности человек, то есть профессионал. Сам по себе дом моделей не производил ничего промышленного, и все показы носили характер шоу. А тут в последний оплот муляжа советской моды, где по подиуму гуляли барышни в «тетенькиных нарядах» и шляпках блинами, ворвалась какая-то банда, чуть ли ни с ножиком в руке и устроила дебош.

Вообще, джин молодежного движения вырвался из бутылки, и это отразилось на серии мероприятий не только в Москве и Ленинграде. А по Москве 86-го года прокатилась целая серия модельных акций по центральным молодежным местам. В «Метелице», куда меня пытался все время Гарик приобщить, мы тоже что-то вытворяли, но я по натуре индивидуалист. И в большей степени сторонилась коллективных действий и революционности. Ну, не тот я человек, который с восторгом слушает проповедника и верит в лозунги. Девушек, которые слушали Гарика с открытым ртом, было много и без меня, а я шла своим путем. Последовательно и потихоньку. Но пути пересекались.