Андроп Бубенцов - О чем не услышит жена. Часть 3. Два полушария одной Ж… изни

Пустота больше всего пугало и напрягало. В груди становилось больно от того, что когда-то, совсем недавно, здесь царил мир и веселье, здесь были дети и девушки, мужчины, птицы, здесь была и кипела жизнь. Тебе догорают остатки фундамента тех построек, что создавали мир. Мир мой! Мир, который ты, жена, моя, разрушила, не моргнув и глазом.

Я оглядываюсь и понимаю, что из того, что осталось в моей душе практически ничего не возможно создать и восстановить. Здесь прошла такая бомбежка. Здесь были уничтожены все те принципы, системы и правила, что нельзя было нарушать, о которых ты прекрасно знала. Знала и прошлась по ним, как на танке, как на бронетранспортере, словно беспощадный террорист или диверсант. Ты прекрасно знала, где мои больные места и ударила именно туда безоговорочно и беспощадно.

Я не смогу восстановить все. Мы не сможем продолжить жить так, как это было до твоего сепаратистского вторжения. Мой мир не сможет существовать, как раньше. Его уже просто нет и не будет. И по-новому сможем ли мы быть вместе? Интересный вопрос.

В моей жизни самые долгие отношения длились с женой. До нее были еще одни серьезные отношения, где я даже прожил с девушкой около четырех лет. В тех отношениях я разрешал себя любить, с женой любил я. Эти две модели ни к чему хорошему не привели, а только к расставаниям. Поэтому они мне напоминают схожесть между собой?

Схожесть в том, что там и там девушки уходила в полную апатию, отрешались от реальной жизни и углублялись в себя. Схожесть в том, что и там и там меня мои вторые половинки уничтожали беспощадно. Они меня раздавили, растоптали и были довольны.

Схожесть в том, что и там и там, когда улеглись страсти и эмоции, девушки возвращались ко мне. И не понятно, за что мы держались, как за какую-то ниточку привязанности. Оба сценария отношения были одинаковы в своем плачевном и конечном развитии. И тогда назревает вопрос, а не во мне ли проблема? Возможно, я что-то делаю не так, если два разных человека не могут со мной ужиться. А я искал подвохи в них! Но что тогда не так? Что я делаю неправильно, что приводит к трагедиям? У меня на лбу написано, давай сыграем трагедию? Я жертва, ты насильница или наоборот!

Черт! Проблема в том, что я выбираю не тех женщин. Я выбираю женщин, которые сами любят эти драмы. Мой выбор основан из жалости, которая прикрывается любовью! Я думаю, что люблю. На самом деле это жалость. Мое доброе сердце жалеет несчастных, а мой храбрый ум решает помочь им, ибо он знает, как это делать! И я создаю иллюзию любви, за которую цепляюсь я и моя спутница, как я думаю жизни. Но когда многие вопросы решаются, то я становлюсь ей не нужнее. Этот образ девушки считает, что я уже ни на что не гожусь, и она превзошла меня в своем развитии.

Я остаюсь в пустоте и в руинах. Разбитый, помятый, сидя на одном уцелевшем кирпичики. Выходит жертвы ни они, а я! Надо срочно что-то менять! Менять мироощущения жены или жену? Что же проще?..

***

– Сколько я был в отключке? – спросил Серж Арнольдовский, открыв глаза.

– Полчаса! – ответил Джонни, сидящий напротив него в удобном кожаном кресле белого цвета и читая какой-то журнал.

– Недолго! – улыбнулся он, – А зачем ты мне дал этот плеер?

– Это ты сам себе его дал! – ответил Джонни.

– Не понял? – удивился Серж.

– Эх, – вздохнул Джонни, отложил журнал в сторону и начал свое объяснение, – У тебя не первый раз такой сбой! Ты не первый раз пытаешься найти самого себя! Где-то копаешься в своем подсознании и ищешь ответы. Кто ты? Что ты? Почему так? Я тебе сразу отвечу, чтобы ты не утруждался больше, но, боюсь, это не поможет. Друг мой, ты то, что сделал сам с собой. Ты – это ты! Ты так захотел. Никто другой! Ты шел к этой точке! И плеер? Запись ты сам для себя сделал. Сам записал эту мелодию и сказал мне, что в случае сбоя системы в твоей голове, я тебе давал ее слушать. Весь секрет, – тепло улыбнулся Джонни.

– Но я это все помню! – растерялся Серж, – я помню, как работал! Как с женой были проблемы. Как читал Зеланда и других писателей. Зачем мне это? Я много помню!

– А что ты помнишь дальше? – остановил его рассуждения Джонни.

– Хм… – задумался Серж, – почему-то пусто!

– Если б ты все помнил, мы бы не летели в Россию на поиски твоей семьи и жены! Так что расслабься и слушай дальше. Как прилетим, я тебя разбужу! – Джонни вновь взял в руки журнал и откинулся на спинку кресла.

– Помню, когда я был маленький, я не мог определиться, кого люблю больше отца или мать. Я, вообще, был любвеобильный мальчик. Потом что-то пошло не так. Но я не про то! – рассуждал Серж, не замечая, что Джонни уже не обращает на него внимания, поглощённый интересным чтением, – И вот я постоянно спал с мамой или с отцом. Или с обоими. Не потому что я боялся спать один, как все думали, а потому что я думал, что мои родители не узнают, как я их сильно люблю, если я не с ними рядом. Даже ночью. И вот в одну жаркую летнюю ночь я не мог уснуть. От жары мама и папа отвернулись друг от друга, а я оказался между ними и не знал, к кому мне повернуться, чтобы обнять и показать свою любовь. Я вертелся то к одному, то к другой и не мог понять, почему они отвернулись от меня, от себя. Моя чистая душа очень переживала и по очереди дарила им любовь. Вот только, не помню от кого, я услышал: Не вертись и убери руку, жарко. Было больно и обидно, что они не поняли меня. И знаешь вывод, Джонни? – задал неожиданно вопрос Серж.