Уилл Гомперц - Думай как художник, или Как сделать жизнь более креативной, не отрезая себе ухо

Вот почему метод Сократа так важен для художника: он подстегивает критическое отношение к своему замыслу. Он побуждает нас ничего не принимать на веру и все ставить под сомнение. Он помогает выявлять противоречия, находить ошибки в собственных рассуждениях. Он позволяет нам убедиться, что наш замысел покоится на прочном логическом фундаменте, а не на шатких допущениях. Он дает ответ на вопрос: что мы создаем – нечто ценное или пустышку, не стоящую ломаного гроша?

Власти Афин быстро поняли, что метод Сократа развивает в людях способности к самостоятельному мышлению, и не на шутку встревожились: как бы поумневший народ не взбунтовался… Защищая свои интересы, они выдвинули против мудрого, хоть и эксцентричного старика ряд абсурдных обвинений в нечестивости и развращении юных умов. Они не стали прибегать к сократическому методу для поиска истины, а просто признали его виновным и приговорили к смертной казни.

Спустя более двух тысячелетий Жак Луи Давид (1748–1825), великий французский художник-неоклассицист, создал знаменитое полотно «Смерть Сократа» (1787), на котором мыслитель изображен за миг до кончины. Отец западной философии сидит на краю смертного ложа; его грудь обнажена, левая рука поднята, палец воздет в небеса: мы понимаем, что Сократ страстно обличает своих обвинителей, толпящихся рядом. Правой рукой он тянется к чаше с ядом, который должен выпить. В изножье кровати примостился Платон, его лучший ученик; он низко опустил голову, не в силах видеть происходящее. В смятении все, кроме Сократа.

Жак-Луи Давид. «Смерть Сократа», 1787

Картина большая, почти два метра в ширину и 1 метр 30 сантиметров в высоту. Но меня поражает не ее размер, не изумительное мастерство Давида и даже не мысль о том, что, работая над таким величественным полотном, художник наверняка задавал себе тысячи сократических вопросов. Нет, я больше всего думаю о том, что Давиду, как, впрочем, любому создателю талантливого произведения, приходилось в процессе творчества принимать огромное количество решений.

Принятие решений – это своего рода «побочный продукт», возникающий в процессе – порой мучительном – применения метода Сократа. Рано или поздно сомнения и бесконечные вопросы к самому себе должны стихнуть. В этот момент творец делает выбор. Это самая пугающая стадия созидательной деятельности. Чем больше вопросов вы себе задаете, тем крепче ваше убеждение, что на них не существует точных ответов. Сократ понимал это лучше, чем кто-либо другой. Червь сомнения точит нас постоянно, от него нет спасения. Отсюда знаменитое признание Сократа: «Я знаю, что я ничего не знаю».

Самые страшные препятствия – те, которых не видит никто, кроме тебя.

Применять в творчестве метод Сократа не так уж легко. Задавать себе надо не любые вопросы, а те, которые способны натолкнуть вас на новые открытия, а искать на них те ответы, которые приблизят вас к поставленной цели. Проблема заключается в том, что у вас никогда нет полной уверенности в своей правоте. Именно поэтому художники, писатели, изобретатели и ученые – то есть все, кто каждый в своей области выступает новатором, почти всегда испытывают огромное волнение, знакомя публику с результатами своей работы. Они чувствуют свою уязвимость. Некоторые из них внешне держатся очень уверенно, но ни один заранее не знает, что его ждет – успех или провал. Каждый терзается сомнениями: что если он избрал ложный путь? Каждый мечтает о признательности, хотя ни за что не скажет об этом вслух.

Если мы хотим реализовать свои способности к творчеству, нам придется погрузиться в эту пучину неопределенности. Дальше мы должны попытаться обратить свои сомнения в уверенность, что подразумевает необходимость принятия трудных решений. Иногда они бывают правильными, иногда – нет. Не исключено, что на очередной развилке мы станем на ложный путь и будем вынуждены вернуться назад, к исходной точке. Это не страшно. Человек – не компьютер. К тому же в творчестве нет абсолютных истин, есть лишь догадки, основанные на знаниях и опыте. Зато это наши собственные догадки, которые делают наше произведение уникальным и вдыхают в него душу.

Дни, месяцы, а порой и годы жестоких мук творчества вскоре сотрутся из нашей памяти, и лишь самый зоркий глаз уловит их следы в законченной работе. За внешним совершенством картины Давида «Смерть Сократа» скрываются невидимые миру терзания творца, долгая череда проб и ошибок, недовольство собой и, наконец, принятие себя. Все это нам неведомо; мы видим лишь результат, и нам может показаться, что такому талантливому художнику, как Давид, работа далась легко. Сократ назвал бы подобное предположение плодом ленивого ума, злейшего врага творческого сознания.