Виктор Кротов - Таблетки от несладкой жизни. Сказочки для всей семьи

Весна пришла. Солнце греет, снег топит, вот-вот ничего не останется. Выбежала Юша на балкон, машет Солнышку: «Эй, погоди! Дай ещё разок на санках прокатиться!». Замерло Солнце, боится теплом дыхнуть, Юшу расстроить. А та выбежала с санками к горке и скорее-скорее с последнего снежного языка съехала. Встали санки у ручейка. «Спасибо!» – помахала Юша Солнышку. Дохнуло оно задержанным теплом, снежный язык стёк в ручеёк, и весна началась в полную силу.

Отец у Пити был суровый, то и дело ремень к нему применял. Пожаловался Питя на это приятелю Поте. «Давай менять битьё на мытьё», – предложил Потя. Удивился Питя, но согласился. Назавтра встретились, Питя бросился к Поте, умоляет: «Давай обратно меняться! Лучше папин ремень, чем мамина головомойка».

Жил в деревне Привыкино старик Емелькин. Обычный такой старик. Однажды сидел он на брёвнах с деревенскими мальчишками, разомлел под солнышком и разговорился. Оказывается, его прадед был тем самым Емелей, который вытащил чудесную щуку и разъезжал на печи. Емелькин даже печь показал, которая поездила по свету и обратно в избу вернулась. Пошли ребята от Емелькина, глядят – деревня у них и вправду сказочная. Подобрали палочку с земли, и та волшебной оказалась.

Жили-были Мьянь и Тврдъ. Они делали стулья. Тврдъ любил прочность и в конце концов стал высекать стулья из камня. «Мои стулья века простоят», – говорил он. У Мьяня стулья получались мягкими и уютными. Они тут же исчезали по квартирам. А каменные стулья стояли под открытым небом. На них редко кто сидел из-за холода, пыли и дождя, но каменные стулья не огорчались. У них впереди была долгая жизнь, и до людей им не было никакого дела.

У волшебника Езона была большая семья. Чтобы никто не голодал, он каждое утро наколдовывал большой мешок едаликов. А потом исчезал по своим волшебным делам. Едалики были очень сытные, только бесформенные и бесцветные, без вкуса и запаха. Сам Езон перед тем, как положить едалик в рот, превращал его во что-нибудь аппетитное, но у других это не получалось. Поэтому мама всё равно готовила детишкам всякую вкусную еду, а едалики раздавала тем хозяйкам, которым лень было кухарничать.

Злой Клюк поймал мягкого Мляма и намял ему бока. Млям страдал и стонал, а Клюк ещё надавал ему подзатыльников. Млям заохал, а Клюк стал пинать его в разные места. Млям плакал, а Клюк злился и кричал: «Ты что терпишь? А ну дай сдачи!». Но Млям был для этого слишком мягок, так что Клюк просто лопнул от злости. Вытер Млям слёзы и пошёл дальше.

Скупой Пирс зашёл в пирожковую. Там было сто видов пирожков. «А какие дешевле?» – спросил Пирс. «Вчерашние вдвое дешевле сегодняшних, – сказал пирожник. – Позавчерашние ещё вдвое дешевле. А вон те пирожки так зачерствели, что я сам заплачу за каждый съеденный пирожок». Обрадовался Пирс, стал грызть старые пирожки. Целая толпа любопытных собралась. Пирожник щедро заплатил Пирсу. Ведь зеваки тут же у него раскупили все свежие пирожки.

Бу была бабушкой. Точнее, сначала девочкой. А потом бабушкой. И бубнила внучке-девочке: «Бу-бу-бу!.. Надо-до-до!.. Нельзя-зя-зя!..» Однажды пришла мама с работы, а дочка превратилась в маленькую бабушку. Ахнула мама и повезла дочку к врачу. «Это всё бабушкино бу-бу», – догадался врач и выписал бабушке Бу шоколадную пилюлю. От неё Бу стала девочкой. Теперь они с внучкой играли и веселились без всяких бу-бу. Скоро и внучка стала прежней девочкой. Мама обрадовалась и попросила у врача шоколадные пилюли для себя и для папы. На всякий случай.

Валька терпеть не мог йод, которым мазали ему царапины. Но вот знакомый врач подарил его маме баночку с особым йодом от царапин. Йод был не тёмный, а золотистый. Запах у него был медовый. Царапины он не обжигал, и они сразу же заживали. А когда Валька тайком попробовал его на вкус, то ему показалось, что этот особый йод – просто-напросто мёд. Но он никому не сказал об этом. Побоялся, что мёд подадут к чаю, а его снова будут мазать обычным йодом.

Шёл бык на луг. Сам шёл. А Пётр в крик: «Ах, сам? Где кнут?». Взял кнут. Щёлк! Бык в плач. Он же сам шёл, а тут кнут. Бык хвать кнут – и съел. И на луг. Сам.