Виктор Кротов: Загляни в детство. Из родительской тетради

Расширяет лексикон. Говорит нечто похожее на «дай» и «на», только часто их путает – так же, как «папа» и «мама».

Становится общительнее с чужими. В трамваем уже сама заигрывает с дядями и тётями.

Первый раз услышал, как дочка, не научившись ещё толком говорить наяву, говорила во сне . Не просыпаясь, чётко сказала «папа» и «да-да».

Она уже учится открывать дверцы шкафов и ящики стола, а мы постепенно приучаемся крепче их закрывать – чтобы потом не было лишних «нельзя».

В последнее время стала, вызывая нас на общение, специально хохотать: широко раскрывает рот и выдавливает из себя нарочитые смешки. Как ни трудно, стараемся не показывать виду, что нас это забавляет, и не обращать на неё в этих случаях внимания.

Под музыку начинает напевать «та-та-та» и плясать, стоя в кроватке. В репертуаре два танца: твист (энергичное кручение корпусом из стороны в сторону), и «русский» (глубокие напряжённые приседания).

В целях самообороны приходится вводить какие-то правила, ограничивающие ребёнка. Нельзя, например, вышвыривать посуду из буфета на пол. Но самим хочется, чтобы дочка больше попробовала. Поэтому почти из всех таких правил порою делаем исключения, следя лишь за тем, чтобы исключения не стали привычкой, не превратились в новые, неправильные правила. Давай сегодня всё-таки пошвыряем посуду из буфета (миски, кастрюли, крышки). И сколько восторга от этого нового хулиганского познания! А завтра, послезавтра и вообще – пусть вернётся на место скучное необходимое правило.

Расхаживая с ней по квартире (сначала держал её за обе ручки, теперь за одну), обязательно заходим в тёмный чулан. Сейчас это очень интересно, а потом, глядишь, и темноты не будет бояться…

В последние дни пару раз устраивала истерический плач «на зрителя». Плач быстро затихал, поскольку зрители, скучая, расходились.

Её плачи, капризы и обиды вообще не длятся подолгу. Достаточно оставить её в покое или проявить лёгкое участие, отвлекая каким-нибудь пустяком – и она успокаивается. Мне кажется, это потому, что обида для неё чаще всего является только эмоциональным переживанием, а не средством воздействия на окружающих. Она и до сих пор иногда пробует её использовать как средство, но мы с самого начала старались лишить её такой возможности.

Два любимых слова: «тай» (дай) и «тó-и-та?» (что это?). Просит всё, что ни увидит. Отказам особенно не огорчается. Нельзя, так нельзя, но в конце концов ведь дадут что-нибудь. «То-и-та?» может петь до бесконечности, по нескольку раз перебирая все окружающие предметы.

Учим её кивать в знак согласия. Смысла она никак не поймёт, но игра её вполне устраивает, и она всем телом энергично раскачивается вперёд и назад.

Как бы она ни плакала, её почти всегда можно остановить вопросом: «Что это?». Она мгновенно замолкает и тут же, ещё со слезами на глазах, включается в процесс познания.

Вирусный грипп, судороги, температура за сорок. Три недели в больнице. Уколы, переливание плазмы. Посещать не разрешалось. В больнице она не разговаривала вообще, но в день выписки заговорила с нами, как ни в чём не бывало. Впрочем, появились и новые познания: открыла рот, показал на него пальцем и очень чисто протянула «а-а-а» (врачи научили).

Интересная вещь: чем дочка старше, тем меньше она кажется. Может быть, это потому что она начала ходить и тем самым перешла из горизонтального измерения в вертикальное. Но скорее дело в том, что младенец – совсем иное существо, к нему неприменимы сравнения. Когда ребёнок подрастает, он становится ближе по природе к взрослым, и его отличия от них становятся приметнее.

Нажимаю дочке на носик, как на кнопочку звонка:

– Дзинь! Хозяин дома.

– Да.

– Дзинь! Гармонь готова?

Она должна ответить «да» на этот вопрос и потом на следующий («Поиграть можно?»), после чего я беру её за ушки и «играю на гармони». Но она не выдерживает столь длительной церемонии и уже сейчас вместо ответа начинает дёргать себя за уши и самозабвенно напевать «ля-ля-ля».

Сопоставлять умеет лучше, чем различать. Понимает, например, что радио и резиновый жираф похожи тем, что издают звук. Зато все мужчины для неё – «папа», хотя и слово «дядя» она уже знает.