Корней Чуковский - От двух до пяти

- На фестиваль съедется молодёжь... Но я не поеду...

- Значит, ты - стародёжь?

Эта особенность детской речи была в свое время подмечена Чеховым. В его повести "Три года" девочка, подчиняясь все той же своеобразной инерции, говорит про Авеля и Каина:

- Авель и Кавель [123] А.П.Чехов, Сочинения, т. 8, М. 1947, стр. 431. .

Итак:

ножики - ложики,

желток - белток,

кусковой - песковой,

начало - кончало,

открытка - закрытка,

глухой - слухой,

далёкое - близёкое,

игрушечное - кушечное,

курчавая - торчавая,

молодёжь - стародёжь

всюду сказывается стремление ребенка рифмовать слова, принадлежащие к одной категории понятий, и таким образом систематизировать их либо по контрасту, либо по сходству. Лидочка, четырех с половиною лет, сама себе рассказывает сказку:

- Няня его нянчила, мама его мамчила.

И вот что сказала Ляля, когда какая-то девочка в купальне похитила мамины туфли:

- Она их примерякала и присебякала.

Иногда эти параллельные по смыслу слова сами собой образуют некоторое подобие стиха - особенно если их не два, а четыре. Именно такую параллель создала шестилетняя Варя Роговина, впервые установив для себя, каково коренное отличие одних представителей военного дела от других.

Генералы - сухопутные,

Адмиралы - мокропутные,

сказала она и, уловив в этой фразе нечаянный стих, стала повторять ее (с небольшим вариантом):

Генералы - сухопутные,

Адмиралы - водопутные.

Н.А.Менчинская рассказывает в дневнике о своем сыне, трех с половиною лет, воспроизводя по памяти двустишие:

У меня для Петеньки

Леденцы в пакетике,

мальчик произнес это двустишие так:

У меня для Петеньки

Леденцы в пакетеньке.

То есть из приблизительного рифмоида сделал точную рифму [124] Н.А.Менчинская, Дневник о развитии ребенка, М.-Л. 1948, стр. 123. .

Вася Катанян, пяти с половиною лет, произнося слово "столик", часто прибавлял молик-полик. Стульчик у него был стульчик-мульчик. Самого себя он называл Вася-Тарася, бабушку - бабушка-колабушка и проч.

Сын Гвоздева - правда, на седьмом году жизни - создал такое чудесное сочетание рифмованных слов: дятел-долбятел [125] А.Н.Гвоздев, Вопросы изучения детской речи, М. 1961, стр. 327. .

В какой-то мере это свойственно и взрослым, о чем свидетельствуют такие неразрывные сочетания слов, как чудо-юдо, мальчик с пальчик, тары-бары, шуры-муры, фигли-мигли и проч.

Дети тяготеют к этим "двустворчатым" словам гораздо сильнее, чем взрослые. Игорь, трех лет семи месяцев:

- Папа, а будут сегодня передавать по телевизору мульти-пульти?

Это звонкое мульти-пульти куда привлекательнее для детского слуха, чем вялая и тягучая мультипликация.

Вообще всякая рифма доставляет ребенку особую радость.

Когда она случайно подвернется ему в разговоре, он играет ею, твердит ее несколько раз, использует ее для импровизированной песни.

- Куда ты положил мыло? - спрашивает у мальчика мать.

Он отвечает без всяких покушений на рифму:

- А вон туда, где вода.

И, лишь сказав эти слова, замечает, что в них промелькнуло созвучие. И мгновенно начинает распевать:

Вон туда,

Где вода.

Вон туда,

Где вода.

Дети изумительно чутки к тем случайным и непреднамеренным рифмам, какие возникают порою в нашей прозаической речи.

Мать посылает пятилетнюю Веру на кухню:

- Пойди скажи няне: няня, мама разрешила дать мне чаю с молоком.

Вера сразу уловила здесь ритм, свой излюбленный четырехстопный хорей, и, вбежав на кухню, закричала:

Няня, мама разрешила

Дать мне чаю с молоком,

А теперь зовут ребята

Дядю Степу маяком!

То есть к первому двустишию пристегнула две строки из "Дяди Степы" Сергея Михалкова, причем это вышло без всякой натуги, неожиданно для нее самой.

У Сергея Михалкова есть прелестное стихотворение "Всадник". В нем отчетливый ритм и звонкие рифмы. Но последняя строка по прихоти автора написана неожиданной прозой. Стихотворение кончается так:

Я в канаву не хочу,

Но приходится

Лечу.

Не схватился я за гриву,

А схватился за крапиву.

- Отойдите от меня,

Я не сяду больше на эту лошадь.

Дети, повышенно чуткие к поэтической форме, возмущаются таким разрушением ритма и отсутствием ожидаемой рифмы. Сплошь и рядом они не только отвергают прозаический текст, но тут же придумывают свою собственную стихотворную строку, которая подсказана им всей структурой предыдущих стихов. Мне пишут о пятилетней Ниночке, которая, услышав концовку "Всадника", с возмущением сказала: