Б Кузнецов: Джордано Бруно и генезис классической науки

Причина состоит в том, что неравноправность естественных мест казалась сама собой разумеющейся. Но если сопоставить космологию и физику Аристотеля с позднейшими представлениями, схема естественных мест соответствует абсолютному пространству: центр мироздания - начало привилегированной системы отсчета, приближение или удаление тяжелых тел от этого центра, т. е. естественные и насильственные движения - это абсолютные движения, отнесенные к абсолютно покоящемуся телу - центру мироздания, Земле.

В классической механике абсолютное движение приобрело иной смысл. Оно уже не может быть отнесено к абсолютно покоящимся телам, к естественным местам, к неоднородному пространству.

Ньютон ввел иной критерий абсолютного движения: в абсолютно движущемся теле (абсолютный характер присваивается ускоренному движению) возникают силы инерции. Это - локальный критерий; можно говорить об абсолютном движении, наблюдая локальные процессы, мгновенное ускорение, ускорение на бесконечно малом отрезке пути. Соответственно относительное движение характеризуется отсутствием сил инерции. Таким относительным движением является движение предоставленного себе тела, движение по инерции. Закон инерции приобрел также характер дифференциального закона: тело обладает одной и той же скоростью на последовательных бесконечно малых отрезках своего пути, в течение следующих один за другим бесконечно малых отрезков времени. Классическая механика рассматривает движение, определяя предельные отношения пройденного пути ко времени (мгновенные скорости) и предельные отношения скорости ко времени (мгновенные ускорения), когда пройденный путь и прошедшее время стремятся к нулю, т. е. стягиваются в точку и в мгновение.

Такое дифференциальное представление движения - основа классической механики и всего выросшего на ее основе здания классической науки. Его генезис наложил глубокий отпечаток на все стороны общественной жизни, {8} на логику и стиль человеческого мышления, на художественное творчество нового времени.

Уже в начале XVII в. Галилей и Кеплер пользовались в более или менее явной форме представлением о мгновенных скоростях и ускорениях и противопоставляли уже возникшее, хотя и не воплотившееся в адекватный математический алгоритм дифференциальное представление старому, перипатетическому. Кеплер писал:

"Там, где Аристотель видит между двумя вещами прямую противоположность, лишенную посредствующих звеньев, там я, философски рассматривая геометрию, нахожу опосредствованную противоположность, так что там, где у Аристотеля один термин: "иное", у нас два термина: "более" и "менее"1.

Действительно, дифференциальное представление движения сделало основным аппаратом механики, а затем и физики уже не простое логическое противопоставление "этого" и "иного" (таким было противопоставление естественных мест иным местам в космологии Аристотеля), а математические операции с большим или меньшим, причем сюда вошли операции с бесконечно большими и бесконечно малыми величинами. Соответственно изменился смысл научного эксперимента. Он стал по преимуществу количественным экспериментом. Изменилось и понятие причинной зависимости; ее теперь представляли себе в виде однозначного соответствия одного ряда количественно определимых с неограниченной точностью значений физической величины другому ряду. Ощущение однозначной связи между явлениями природы пронизало человеческое мышление.

Мощь разума теперь видели в установлении точных и строгих количественных законов, которые могут быть в полной мере подтверждены экспериментом. Сам язык науки приобрел характер точных и строгих констатаций, среди которых уже не было места некаузальным понятиям и уподоблениям, метафорам, произвольным литературным отступлениям и реминисценциям, риторике и поэтическим

грезам.

Какую же роль в этом историческом переходе, в генезисе классической науки сыграло творчество Бруно? Что внес в новую науку этот мыслитель, облекавший свои идеи в причудливую ткань сложных аллегорий, полемических филиппик и безудержных фантазий, мыслитель,

{9} далекий от математики, от эксперимента, от строгой однозначности выводов?

Факт остается фактом: именно Бруно принадлежат первая отчетливая формулировка принципа относительности и первая космологическая схема однородного пространства. Не менее достоверна связь принципа относительности и картины однородного пространства с дифференциальным представлением о движении и количественным его анализом, чего у Бруно явно не было.