Телезио был крупнейшим представителем натурфилософии Чинквоченто до Бруно. Его книга "О природе вещей сообразно их собственным принципам" характерна для эпохи, когда научная мысль стремилась разорвать перипатетизм, но не находила новых понятий и возвращалась к новой компоновке традиционных представлений. Исходная идея Телезио, как и всей итальянской натурфилософии, - природа, существующая без управляющей, упорядочивающей ее внешней, нематериальной перипатетической энтелехии, которая часто становилась исходным пунктом теологических догматов. Но это еще не новая система. Телезио не видит тех физических закономерностей, которые позволили бы естествознанию построить согласованную с наблюдениями картину природы, не испытывающей {27} нужды в нематериальной энтелехии. Телезио вводит дополнительное к перипатетическим противопоставлениям "малого и большого", "влажного и сухого" и т. д. противопоставление тепла и холода.
Ему кажется, что оно отличается от перипатетических противопоставлений, эмпирически постижимо, реализует новый идеал науки, заменяет схоластику эмпирическим исследованием природы. Для формирования идей Бруно существенна аптиперипатетическая мысль Телезио о физической однородности Земли и неба. Телезио не удерживается на позициях эмпирического исследования. Он придает теплу и холоду антропоморфные черты, они одушевлены и сознательно соперничают, стремясь охватить вещество.
Телезио тянется к эмпирическим констатациям, но он еще слишком гуманист, слишком далек от прикладной механики, он возвращается к Аристотеловым категориям, и провозглашенная аптиперипатетическая революция сводится к реформе: натурфилософ ограничивается исправлениями перипатетической физики и космологии.
Патрицци так же, как Телезио, писал о теплоте и свете как об основных силах природы и так же хотел порвать с перипатетизмом. И так же не смог этого сделать, не смог построить новую систему мира. Патрицци попытался связать повое представление о природе с реформированным платонизмом. Он заменяет концепцию теплоты и света как деятельных начал, воздействующих на Аристотелевы стихии, новым учением о стихиях, в число которых входят свет и теплота. Свет в натурфилософии Патрицци заменяет широкое понятие движения в его Аристотелевом смысле. Он соединяет все явления с первопричиной, которую Патрицци отождествляет с богом. Такая программа выражена в полном названии книги Патрицци: "Новая философия Вселенной, в которой Аристотелевым методом не через движение, а через свет и светила мы восходим к первопричине; далее, по собственному методу Патрицци, созерцанию является все божество; наконец, по Платоновому методу, все существующее выводится от создателя -бога".
Этих замечаний о непосредственных предшественниках Бруно достаточно, чтобы подойти к вопросу о его отношении к ним. Разумеется, речь идет не об отдельных оценках, которые часто отражали весьма переменчивые и зависящие от чисто личных причин настроения Бруно, {28} а об оценках, в какой-то мере соответствовавших действительной связи идей и действительным разногласиям. Но нам нужно сказать несколько слов о более отдаленных предшественниках. К ним, разумеется, принадлежит Коперник, книга которого вышла за пять лет до рождения Бруно, и философ, оказавший очень большое влияние на Бруно, Николай Кузанский. Он дал мыслителю Чинквеченто две идеи, которые приобрели у Бруно новый смысл и стали основой совершенно иных гносеологических и космологических концепций. Первая из них - знаменитая coincidentia oppositorum - совпадение противоположностей. Николай Кузанский находит его в природе; оно недоступно рациональному постижению, и из подобной констатации вытекает ограничение возможностей разума. Таков же смысл второй идеи - однородности и бесконечности пространства. Они свидетельствуют об ограниченности разума, который не может постичь ни бесконечность пространства, ни относительность положений и движений тел.
Но бесконечность мира могла стать рациональной идеей, постижимой разумом. Более того, она могла стать рационалистической идеей, демонстрирующей потенции разума в незнании природы в целом. Бесконечность мира выражает его однородность, а однородность выражает существование инвариантного, независимого от переноса в пространстве, всеобщего закона. Такой закон - основа рационального постижения мира. Рассматривая бесконечный мир, мы видим в каждом локальном процессе реализацию закона. Это открывает дорогу переходу от чувственного восприятия единичного к рациональному постижению Всеобщего. На эту дорогу и стал Бруно. Для него бесконечно малое единичное не исчезает перед лицом бесконечно большого мира. Единичное отображает закономерность Всеобщего.
Читать дальше