В Сухомлинский - Рождение гражданина

что он видел в окружающем мире. Я рассказал о том, что могло вызвать улыбку, увековеченную художником на устах и в глазах Монны Лизы. Тут с особенной глубиной и поэтической выразительностью говорят человеческие глаза. Мгновение, отраженное гением в глазах молодой женщины,-это целый мир чувств. Нелегко было найти слово для того, чтобы создать в воображении мальчиков и девочек то поэтическое понятие о неясных, неопределенных, быстропроходящих переживаниях, без которых сердце остается глухим к поэтическим чувствам. И трудными, и в то же время радостными, исполненными очарования были для меня вечера, посвященные картинам Рафаэля. Я думал, как в произведениях искусства, в которых слились христианство и античность, экстаз наивной веры в неминуемость жертвы, приносимый во имя спасения человечества, и высокая красота человеческого, материнского чувства, раскрыть ту настоящую человеческую красоту, которая облагораживает чувства людей, отдаленных от эпохи Возрождения не только столетиями, но и совсем иным мировоззрением. Чем удачнее слово я находил, чтобы раскрыть то земное, вечное, что поднимает человека над богом, тем сильнее трогала, волновала подростков красота искусства и красота человеческого. Я старался найти слова, которые создавали бы у мальчиков и девочек живое, яркое представление о тех человеческих чувствах, которые выражают отношение к самому дорогому сыну, дочери, человеческому счастью. В образе божественной девы, которая несет миру как жертву для спасения людей частицу самой себя - своего сына, мои воспитанники увидели наивысшую красоту мира - силу материнской любви. В глазах матери не только тревога и предчувствие страданий; в уголках ее дрожащих губ не только покорная неизбежность, но и твердая решимость. Нет в мире другого произведения искусства, которое бы в человеческих глазах передавало бы такую могучую силу материнства. "Портрет того, что думали народы,- так назвал "Сикстинскую мадонну" И. Крамской.- Даже когда человечество перестанет верить... и тогда картина не утратит ценности". В этих словах Крамского выражено понимание общечеловеческого в творении Рафаэля. К названному произведению Рафаэля, к "Рождению Венеры" С. Боттичелли, "Девушке, читающей письмо" Я. Вермеера Делфтского, "Свободе на баррикадах" Э. Делакруа, "Роднику" Ж. Энгра, "Елене Формен с детьми" и "Камеристке" П. Рубенса, "Девочке с персиками" В. Серова, портрету М. И. Лопухиной В. Боровиковского и "Курсистке" Н. Ярошенко мы возвращались не раз в тот период, когда в мальчиках и девочках рождались мужчина и женщина. Я твердо убежден, что, когда в юношескую душу невнятно стучат первые ветры неосмысленных желаний и порывов, очень важно раскрыть всю глубину красоты женщины как высшего воплощения общечеловеческой красоты. Я старался, чтобы мальчики и девочки обожествляли красоту женщины, относились к ней как к чему-то идеальному, неприкосновенному, а в девочках чтобы утвердилось чувство интимности, целомудренности. Никакие моральные поучения, как бы мудро они ни были освещены жизненным опытом и чувством благоговения перед человеческой красотой, не могут утвердить в юных сердцах эти благородные, высокие чувства, если рядом со словом не стоит искусство. Мне долго не удавалось найти "ключ" к пониманию моими воспитанниками глубины и красоты портретной живописи. Когда они были в пятом классе, читая "Три смерти" Л. Толстого, я показал им портрет великого писателя, созданный И. Крамским. Слушая и переживая прекрасное произведение Л. Толстого, подростки все внимательней всматривались в черты его лица, особенно в глаза. Перед ними постепенно раскрывалось "глубокое знание сокровенных движений человеческой жизни" (слова Н. Г. Чернышевского о молодом Толстом) 24. Волевое, одухотворенное мыслью лицо с проникновенным взглядом, который замечает то, что не каждому дано увидеть, сосредоточенность, пытливость, неугасимая жажда найти истину - все это под влиянием чтения воспринималось как живая реальность и в то же время поэтически сложное, непостижимое богатство души, которую нужно познавать всю жизнь и она останется не до конца познанной. Я никогда не забуду, как, читая восьмиклассникам "Анну Каренину", я выставил перед ними большую репродукцию. Я знал, что этот портрет Л. Толстого писался тогда, когда писатель работал над этим романом, но не говорил об этом подросткам. И вот, слушая высказывания и реплики героев романа, Лариса взволнованно сказала: "Так это же мысли Толстого. Он сам так думает". Я не помню другого факта, в котором бы с такой значительностью, как в этом маленьком эпизоде, проявилась могучая сила искусства. Потом, через год, мы читали "Войну и мир", и перед нами стоял большой портрет Л. Толстого, созданный И. Репиным через пятнадцать лет после портрета И. Крамского. В глазах того же мыслителя мои воспитанники увидели теперь иное: лицо Л. Толстого, по их словам, "озарено мудростью и покоем". Слушая отрывки из произведений М. Мусоргского, мальчики и девочки всматривались в портрет композитора работы И. Репина. Именно музыка помогла понять, ощутить то вдохновение, ту вершину творчества, на какой сумел увидеть композитора художник и написать его портрет - написать огненно, по восторженной характеристике В. Стасова.