Шермат движением руки остановил его. Потом обратился к судье с вопросом:
— Почему?
— Говорят, что он во время игры нарушает правила, иногда даже хватает соперника за трусы. Вы сами понимаете, неудобно все-таки. — Он взглядом показал на девушек, которые пришли наблюдать за игрой. — Многие наши болельщики из женской половины.
— Я понимаю ваше требование, — сказал Шермат. — Но я не могу ничего предпринять. Вы сами хорошо знаете, у нас и так одного игрока не хватает и мы вынуждены взять Кузибая.
— Я ничего не знаю, — сказал судья. — Во всяком случае учтите, судейство будет очень строгое.
— Разумеется! — согласился Шермат. — Я не против строгости судейства.
Судья побежал к центру поля, предупреждающе поднял левую руку со свистком, по, увидев стекольщика, важно шагающего через поле, недовольно опустил. Стекольщик неторопливо пересек поле и устроился под окном дома.
Судья оглянулся по сторонам и, убедившись, что все в порядке, протяжно свистнул.
Началась игра. Ребята самоотверженно бросились защищать честь семьи. Мяч метался с одного конца поля на другой, но никак не хотел идти в ворота.
Шермат бегал по кромке поля и неистово кричал, подсказывая, как надо играть.
Больше всех нервничал Турсунбай. Он путался между ног соперников, толкал их локтями, падал сам и валил наземь других. И вдруг в толпе болельщиков раздался дружный хохот. Судья тут же остановил игру. Дело в том, что, когда один из соперников обвел Турсунбая и бросился вперед, тот не выдержал и по старой привычке вцепился в его трусы. Турсунбай начал было оправдываться, но было поздно. Судья был неумолим — показал на одиннадцатиметровую отметку.
Нападающий соперников, руками поддерживая трусы, потому что резинка лопнула, сильным ударом послал мяч в «девятку». Болельщики восторженно закричали.
Игра продолжалась. Турсунбай со слезами на глазах бегал за мячом. Догнал, передал, Кузибаю, и тот, не раздумывая, сильным ударом послал его в окно дома. Стекло со звоном разлетелось. Все замерли. Только стекольщик оживился и, напевая что-то себе под нос, стал подбирать нужные инструменты.
В окне появилось сонное лицо хозяина дома — Эшмата.
— Шермат здесь? — спросил он.
— Здесь, здесь! — ответил Шермат.
— А стекольщик?
— И он здесь! — закричали дети.
Эшмат посчитал черточки на стене. Рядом нацарапал еще одну.
— Один, два, три, четыре… семь. Семь раз разбивали стекло. За все будешь платить?
— За все. Отдай мяч! — сказал Шермат.
— Нет, сначала деньги, — не согласился Эшмат.
— Уфф! — Шермат недовольно полез в карман за деньгами.
Семейная футбольная команда возвращалась домой.
— Папа, а с кем мы будем играть, когда вырастем? — спросил маленький Турсунбай. — Где еще может быть такая команда?
— Возможно, у негров, — ответил Шермат. — Негры — одни из многодетных народов.
— Идут! — заговорщически сказала Шарапат, услышав приближающиеся голоса.
— Ладно, ты ступай, тебе волноваться вредно, — сказала Анзират невестке. — Я сама.
Увидев Анзират, дети восторженно наперебой загалдели:
— Бабушка приехала! Бабушка приехала!
Анзират, стоя как часовой у двери, по одному пропускала их во двор, при этом щедро раздавала привезенные подарки — кому свистульку, кому губную гармошку или дудку.
— А мне? — улыбнулся Шермат, подойдя к матери.
— Вот тебе! — Анзират показала ему кулак.
— Мама! — отшатнулся Шермат. — Я же Шермат! Ваш сын!
— Пока не наберешься ума, не пущу в дом, — строго сказала Анзират и перед самым носом Шермата захлопнула дверь. — Убирайся!
— Да что такое?! — взревел от обиды Шермат. — В свой дом не имею права зайти, так, что ли? Где это видано? Откройте!
В надежде, что скоро откроют дверь, он немного подождал. Постоял, покричал. Однако никто не откликнулся на его крик. Сквозь щель он осторожно посмотрел во двор. Увидев мать у двери, на всякий случай сделал шаг назад.
— Мама, — обратился он к ней более сговорчивым тоном, — подумай сама — я и на улице могу переночевать, а вот тебе перед соседями будет стыдно.
— Смотрите, какой умный, — усмехнулась Анзират. — Уже меня начал стыдить. А когда отец десятерых детей, как маленький мальчик, за мячом бегает, видите ли, это ему не стыдно!
— Значит, не хотите пускать в дом? Ладно, потом сами будете жалеть! Мне-то что? Мне, наоборот, хорошо! Я как птица, куда хочу — туда лечу. Прощайте!
Шарапат, спрятавшись на кухне, беззвучно плакала.
— Бабушка, может, пустишь его в дом? — прибежал к Анзират маленький Турсунбай. — Там мама плачет.
Читать дальше