Владимир Акимов - Демидовы

— Наддай, Никита Демидыч! — заволновался де Геннин. — По всему видать, баталия была и наши верх взяли…

На заводском дворе перед Акинфием стояли оборванные, изможденные мужики.

— С Алапаевского завода бегли. От воеводы Кузовлева, — пояснил Акинфию приказчик Крот.

— Прими к себе, хозяин! Вконец измучил изверг проклятый, — загудели сразу несколько голосов.

— Сам жрет и пьет в три горла, а мы животы подводим!

— И в деле у пего никакого радения. Захирел заводишко-то.

— А вы думаете, Акинфий Никитич тута вам пироги да бражку приготовил? — ехидно улыбнулся Крот.

— У вас работа дельная и хлеба вдосталь. А пирогами мы пе набалованы.

Акинфий обернулся к стоящему позади Пантелею, весело подмигнул и тишком показал из кармана золотую фигурку, что постоянно таскал с собой.

— А ты… Зачем, мол, берешь… Вишь, как обернулось?

— Это еще не обернулось, — вздохнул Пантелей.

— Стало быть, захирел Алапаевский казенный-то? — уже не обращая внимания на Пантелея, не без удовольствия спросил Акинфий.

— Когда без сердца работу делают, она хуже каторги!

Загружали домну. На тачках катили руду, уголь, сбрасывали в ненасытное жерло печи. Гремели колеса, шаркали десятки ног. Акинфий ухватил одну тачку, покатил по доскам — тяжело: на лице выступил пот, дыхание стало надсадным.

…Потом Акинфия видели на плотине. Он обсуждал с мастерами-плотинщиками, как поднять гребень. Сидели кружком, что-то чертили прутьями по земле.

…Потом он осматривал новые пушки на стрельбище.

…До темноты работал он в кузне. От грохота закладывало уши, от жара печей и горнов сохло во рту, пот сыпал градом. На подвесках накатывали чугунные чушки — будущие пушки и мортиры.

…Поздним вечером, весь в копоти и саже, он притащился домой.

— Обедать-то, батюшка… К столу пожалуй, — прошамкала беззубым ртом старуха Самсоновна, что прислуживала ему.

— Не, спать хочу, — едва шевельнул потрескавшимися губами Акинфий. — Спа-а-а-ть…

Петр и Никита Демидов ехали в двуколке.

— Гляди, — пояснял царь, — тут прешпект будет. Так и назовем — Невский! А вот там адмиралтейство флота Российского!

— Коровы ишшо нету, а подойник уже сделали, — усмехнулся Никита.

— Адмиралтейство флота Российского! — чуть не с угрозой повторил Петр. — А вот на островке — крепость. Именами апостольскими освятим: Петра и Павла.

Никита глазел вокруг и повсюду видел одно и то же: унылую, болотистую равнину. поросшую чахлым кустарником, ольшанником и северным корявым березняком. На горизонте маячили еловые леса.

— Эх, государь, назвать-то как хочешь можно. Чтоб тут город построить? О-ох, многовато силушки надобно!

— Не веришь, стало быть? — зло спросил Петр.

— Сомнительство шибко берет.

— А у тебя на Урале что было?

— Леса да горы…

— А теперь?

— Знамо дело — завод. Старшин мой, Акинфий, старается, — не без гордости ответил Никита.

— О его стараниях слух и до сих брегов диких дошел. — Петр недобро взглянул на Никиту. — Как он казенные заводы душит своекорыстно… Так? — Он крепко ухватил Никиту за локоть.

— Молва-то все врет, государь.

— Врет ли? — грозно спросил Петр. — Беглых с казенных заводов принимаете? Отвечай!

— Дак куда ж девать, топить, что ли? — морщась от едва терпимой боли в локте, проговорил Никита. — Я, государь, ежли что… то токмо на пользу делу твоему великому. Фузеи вон привез. Де Геннин говорит, лучше шведских.

— Коли бы они хуже были, — раздельно молвил Петр, страшно глядя в глаза Никите, — то твоей башкой, друг Демидыч, сейчас бы псы забавлялись.

— Твоя воля, государь. Я верный холоп твой.

Некоторое время они ехали молча. Петр часто дышал разинутым ртом, мял ладонью левую грудь. Вдруг выхватил из-за пояса пистолет. Никита побледнел.

— Признаешь?

Никита медленно, настороженно повернулся, узнал Акишкин «кухенрейтер».

— Наша работа, — ухмыльнулся в бороду, отирая обильный пот со лба.

— Бери! Дарю! Я из него нынче троих шведов уложил.

— Спасибо, государь, — с чувством сказал Никита, спрыгнул с повозки, взял коня под уздцы — дорога сузилась, мешали кусты.

— Донос на тебя я велел похерить, — продолжал Петр. — Коли к тебе бегут, стало быть, у тебя лучше. По казенные заводы зорить не токмо не смей, но помогай им непрестанно.

— Пуще воеводы их никто не зорит. Потому — вор воевода-то.

— Эх, Никита, — вздохнул Петр, — нешто я не знаю, что у меня, почитай, все воеводы воры. И казнил я, и менял — другие еще пуще тащат.