Булат Мансуров - Река моя колыбельная...

Каик уперся в плот. Плюхнулся якорь, и загремела якорная цепь. Старик распахнул халат, вылез из него и остался во всем белом: широкая белая рубаха поверх белых широких штанов из той же хлопчатобумажной ткани. В расстегнутом вороте рубахи тускло поблескивал серебряный талисман, висевший на кожаном ремешке…

Было тихо. Река словно притаилась, готовясь к ночи. Сумрачно белела сутулая фигура старика на плотах.

Старик переходил с одного плота на другой, тыкал длинным шестом и, отталкиваясь, потихоньку двигал плоты по течению.

Вдруг, ослепительно искря и разбрасывая прилипшие водоросли, провода с треском взметнулись из воды и подсекли старика. Старик, как испорченная заводная игрушка, подпрыгнул раз, другой, упал, дернулся и замер.

Провода, постреливая искрами, покачивались над ними, роняя лохмотья водорослей и ила, угрожающе залегли на плотях.

Мальчики в ужасе переглянулись и недоуменно уставились иа плоты, уносившие старика.

Первой опомнилась Дарига.

— Дедушка! — крикнула она страшным голосом.

Старик лежал неподвижным белым комочком, еле заметным в наступающих сумерках.

Плоты вытягивались один за другим, уплывали. Прыгающие, искрящие провода, стреляющие, как удары бича, царапали бревна. Страшная мысль одновременно пронзила ребят.

— Его током… — вымолвил Амир.

— Нет! — крикнула Дарига и бросилась к вороту поднимать якоря. Мухтар рванулся к рулю.

Амир подбежал к Дариге, отстранил ее от ворота и сам быстро закрутил якорную цепь. Глянув на уплывающие плоты, Дарига метнулась к мачте и попыталась развязать па-рус.

— Подожди, я сам! — крикнул ей Амир.

Застопорив ворот, он побежал ей на помощь. Каик, плавно покачиваясь, едва заметно двинулся по течению. Мухтар с трудом ворочал рулем: руль завяз в корнях.

Лопнувший по шву старый парус криво и вяло заполоскал на затихающем ветру.

Баркас все же двинулся быстрее.

Дарига вскарабкалась на «голову» и, подавшись вперед, всмотрелась в темноту. Вдруг она отпрянула и испуганно закричала:

— Провода!

Но было поздно. Баркас уперся «головой» в провода, и они снова зло затрещали, сыпля искры.

Девочка попятилась назад, спрыгнула и побежала к мачте.

— Опусти парус! Загорится!

У Амира на носу выступил пот: изо всех сил он опускал парус, тараща глаза на искры, сверкавшие из-под «головы» каика. Баркас разворачивался правым бортом к искрящим проводам. Вдруг провода, отцепившись от «головы», взметнулись и огненной плетью стеганули мачту.

— Прячьтесь! — крикнул Мухтар.

Амир попятился к мешкам, где, притаившись от страха, стояла Дарига. К ним подбежал Мухтар и тоже прижался к мешкам.

Голую мачту, как призрачный скелет, качающийся на фоне темного неба, будто кто избивал огненным бичом.

Ребята стояли без движения, в отсеке между мешками с солью, не отрывая взгляда от этого страшного зрелища.

Тяжелый каик под напором течения все мощнее упирался мачтой в провода. Натягиваясь, провода звенели, как струны, казалось, вот-вот лопнут.

— Бежим в шатер! — крикнул Амир. — Они сейчас порвутся!

И все трое в страхе бросились в шатер, наталкиваясь друг на друга.

В шатре было темно, и ребята притихли, изредка покашливая для храбрости. Дарига, пошарив в темноте, чиркнула спичку и зажгла фонарь-летучку. Некоторое время мальчики прислушивались к поскрипыванию мачты, скрежету проводов, к глухому плеску реки, потом стали озираться, разглядывая шатер.

Сбоку стоял узкий топчан, покрытый цветной кошмой, подле него низенький круглый столик. На задней стойке шатра в проволочном гнезде висел, тикая, будильник, показывая без пяти минут десять. С потолка свисали, скалясь на них белыми острыми зубками, две лисьих шкурки. На центральном стояке висело старенькое одноствольное ружье с патронташем, в котором, тускло поблескивая, торчали четыре латунные гильзы.

Дарига оцепенело смотрела в темный проем шатра и безжизненным голосом, ровным и неторопливым, повторяла:

— Дедушка… Дедушка… Дедушка…

Мальчики беспомощно косились на нее.

— Может, покричать? — кашлянув, спросил Амир и, нс дожидаясь ответа, высунулся из шатра:

— Зейнолла-ата-а-а-а-а!

Голос его бессмысленно потонул в шуме реки.

— Зейнолла-ата-а-а-а-а! — снова прокричал Амир и, обернувшись, увидел странный немигающий взгляд Дариги.

Амир растерянно уставился на нее.

— Ты трус, — сказала ему Дарига, затем медленно отвернулась от него и, точно так же посмотрев па Мухтара, сказала: