Витаутас Жалакявичус - Легче воспринимай жизнь

— Вы правы, — искренне сказал Йонас. — Зря только меня не слушаетесь. Вы должны отлежаться после простуды.

— Отлежимся. Корову только подоить… Слышите, она зовет меня.

— Подоим.

Отец вошел в комнату и сказал:

— Не нашел… Может, плохо вижу?

Мать махнула рукой.

— Не думай. Ложись.

— Второе одеяло ему дайте, — сказал Йонас. — И сразу антибиотики. Снотворное имеете? Дайте ему две таблетки.

Когда появился Пранас, весь в пыли и паутине, обсыпанный стружкой, Йонас сказал:

— Старый, последнее тебе предупреждение. Если я еще раз засеку папаню на ногах, вспотевшего, мечущегося по поселку в то время, когда у него в легких пертрубация воспалительных процессов, считай, что меня больше в этом доме нет. Я внятно говорю?

— Он встает и идет, — сказала мать. — Не закрывать ведь дверь на ключ?

— Закрывайте, — сказал доктор. — А что особенного? Посидите с ним у постели…

— Я сижу, — сказала мать. — Но это его раздражает.

— Раздражать папашу не стоит. Он и так в состоянии шока от всех революций, что происходят в доме и в собственном организме. Давайте побольше снотворных. Пусть поспит.

— Может быть, позавтракаете с нами, доктор? — спросила мать.

— Да, — сказал Йонас и уселся за стол. Взглянул на Пранаса: — Чего глазеешь? Пойди помойся, чучело!

— Очки, смотрю, фирменные у тебя, — подмигнул Пранас, — как у негритянского певца!

Пранас помылся, вытерся мягким полотенцем и зашел к отцу в комнатушку.

— Чем услужить вам? — спросил он и погладил руку отца.

— Не думайте обо мне, — ответил тот, подумав. — Только не закрывайте на ключ.

— Глупость. О чем вы говорите? Как вам не стыдно, па?

— Если только горячего чая, — попросил отец. — Газеты пришли? Чем все это кончилось в Южной Америке? Бурлит планета перед катастрофой.

— Па, вот этого не говорите.

— От меня ли зависит? — улыбнулся он.

Пранас пошел было на кухню за чаем, но его остановил телефонный звонок. Влажной рукой взял трубку.

— Йон! Доктор! — крикнул он в кухню, прикрывая ладонью трубку. — В амбулаторию пришла жена председателя. Укол нужно сделать или что… Я не уразумел.

— Скажи, позавтракаю, выпью кофе, выкурю сигарету и приду!

— Он бежит, он побежал, — сказал Пранас в трубку. — Он еще не у вас? Странно.

За завтраком мать намекнула:

— Новую мебель, наверное, нужно хлопотать через председателя?

— Это мы сделаем, мамуль, это не проблема. Президент — он в наших руках, не так ли, доктор? Давайте только сперва выметем старое. Знаешь, то, что сегодня я вытряхнул, минимум два самосвала, а там, наверху, и не видно, что рука человека прошлась… А за подвал мы еще не брались! Ион, я могу у президента попросить на полденька грузовик? Не страда ведь нынче?

Доктор только пожал плечами и промычал невнятное.

Закипел чай, и Пранас понес отцу его любимую огромную кружку, что привез он отцу с Дальнего Востока, возвращаясь с воинской службы.

— Любимая чашка отца, — так и сказала мать.

— Ча-ша…

В коридоре он услышал, как мать сказала доктору:

— Мне иногда кажется, что вы оба — мои сыновья.

Доктор не спеша подошел к амбулатории. Тут с ноги на ногу переминались двое мужчин. Курили и, видимо, рассказывали байки, потому как еще издалека было слышно их ржание. Белобрысый малый первый полонился доктору, выставляя напоказ левую руку по локоть в гипсе.

— Пора снимать твой гипс, — сказал Йонас.

— Как скажете, доктор.

— А у вас что? — спросил второго, у которого от смеха тряслись еще щеки и рукавом он вытирал слезы.

— У меня ничего! — он снова стал смеяться и отвернулся. — Беспричинный смех.

— Перед получкой такое случается, — сказал доктор.

В конторе его ожидала Роза. Была в черных мужских очках, которые прикрывали добрую половину ее лица.

— Снимите больному гипс, — сказал он фельдшеру.

Повернулся лицом к Розе:

— Будем делать укол?

Она тряхнула головой: нет.

— Чем займемся? — спросил он и поправил на побитой переносице очки.

— Вы должны меня простить. Я не ведаю, что делаю.

Доктор промолчал.

— Я нуждаюсь в помощи… Вы меня поддержите?

— Доказательства налицо, — сделал вид, что шутит. — Но методы ваши не разделяю. Ложью ничего не было сотворено.

— Нынче, при дневном свете, мне стыдно и кажется, всего этого и не было… Придет вечер, я знаю, и снова буду настаивать на своем. Разве может так быть?

— С точки зрения медицины, все верно.

Она не спросила, считает ли он ее больной.

— У нас есть минута времени?