Павел Губарев - Факел Новороссии

Все великорусское на Украине планомерно изводилось. Русские школы закрывались. Озвучивание кинофильмов — только на мове. При этом было видно, что сами политики-«украинизаторы» говорят на ней с трудом, что дома они болтают на языке Пушкина, а не Шевченко. Добавьте к этому обливание нечистотами России и русских, возвеличивание пещерных украинских нацистов первой половины ХХ века в школьных учебниках и в трудах самостийных «историков», провозглашение первых людей на Земле украинцами — и вы получите более или менее понятную картину ежедневного оскорбления русских. Да, и что сделала буквально в первые дни власть хунты в 2014 году? Пыталась принять закон о языке, практически запрещавший нашу речь. И только то, что Донбасс поднялся, только тот факт, что даже в силах АТО в основном говорят по-русски, поумерило пыл языковых украинизаторов.

Потому мы и поднялись на борьбу, чтобы остаться русскими. Отстоять свою русскость! Как и приднестровцы, которые в 1990-м восстали против насильственной румынизации, против превращения русских в «черную кость» в тогдашней Молдавии. Время показало нашу правоту очень скоро. В Одессе, где движение «Куликово поле» решило не брать в руки оружие и не захватывать власть силой, а надеялось мирным путем собрать подписи за автономию Новороссии, людей просто сожгли заживо. В Запорожье митинг был жестоко подавлен с применением силы. В Харькове прорусский актив пошел на сотрудничество с мэром Геннадием Кернесом. Наши соратники из других регионов Большой Новороссии сделали большую ошибку: пошли на соглашательский сговор с местной элитой, которая их немедленно предала, а ребята оказались в застенках СБУ.

Была и вторая причина: Киев 23 года обворовывал Новороссию. Мы понимали, что прежней Украине приходит конец. Все годы выморочной «независимости» с 1991 года Киев был вынужден поддерживать существование депрессивных, нищих, но бандеровски настроенных регионов Галичины (и тянущихся за ними регионов Центра) за счет дотаций из регионов Новороссии — Юго-Востока. Мы не обращали внимания на официальную статистику, которая показывала убыточными и Донецкую, и Одесскую области! Ведь многие налоги платились через головные офисы в Киеве, как бы не из областей Юго-Востока. Но всем известно, что на самом деле средства на содержание остальной Украины дают машиностроители, металлурги, горняки, химики, портовики, аграрии именно Новороссии.

Эта порочная схема обрекала «самостийную» на вечный кризис: регионы Новороссии (Юго-Востока) не могли развиваться, потому что им приходилось тащить на себе нищие области центра и запада Украины. Помимо того приходилось кормить олигархию в лице Ахметова и ему подобных. Оттого наши предприятия старели и теряли конкурентоспособность (ресурсов-то не хватало!). Мы напоминали малокровных, которых заставляли еще и кровь свою переливать.

Победивший «евромайдан» стал сигналом второго этапа деиндустриализации Украины, полного превращения страны в крестьянско-сырьевой придаток сытой Европы. «Евромайдан» нес нам угрозу разрыва экономических связей с Россией, разорение наших предприятий из-за непосильных затрат на «евроинтеграцию», забивал их потоком европейских товаров. Украина и так тяжело заплатила за открытие своих экономических границ после вступления в ВТО при Ющенко! А это означало одно: мы разоряемся — но из нас продолжат высасывать последние соки. И нам надо было покидать этот «корабль дураков», чтобы просто выжить. Иначе нас ждала неменуемая медленная мучительная гибель.

Вы знаете, почему жители Западной Украины и люмпен-интеллигентщина городов западнее Донбасса считает нас какими-то запойными недочеловеками, генетическим мусором, безмозглыми тушами? Почему они мнят себя креативными, утонченными, культурными пассионариями, а нас — безропотными, туповатыми невольниками? Потому что мы — действительно другие. Мы, русские Донецкого угольного бассейна, не выходили на шумно-балаганные митинги «украинствующей демократии» в конце 1980-х. Мы не летели на яркие политические приманки, как легкомысленные мотыльки. Потому что мы, в отличие от безответственной интеллигентщины и городских бездельников, — люди дисциплины и системы. Наша жизнь несколько поколений была вписана в жесткий индустриальный ритм. Мы всегда были воинами промышленности, организованными почти по-армейски. Ибо от нашего труда и собранности зависела жизнь огромной страны, жизнь других людей. Нам было некогда ходить на митинги и бузить, потому что наши горные выработки могли быть затоплены подземными водами, наши металлургические печи могли застыть и навсегда выйти из строя. Срывая работу машиностроительных заводов, мы могли привести к остановке производств по всей огромной державе. От кузнечно-прессового оборудования Новокраматорска зависела тяжелая и средняя индустрия всего СССР. Удобрения химиков Северодонецка ждали поля одной шестой части суши. Потому мы были дисциплинированной, привыкшей к организации промышленной армией. Цеха и шахты наши — это полки, заводы — дивизии, производственные объединения — армии.