Н Трауберг - Несколько слов о Клайве С Льюисе

Торнтон Уайлдер в "Дне восьмом" пишет о своем герое: "В конце концов и поклонники, и противники объявили его старомодным и на том успокоились". Казалось бы, можно ли назвать старомодными таких легких, даже слишком легких писателей, как Честертон и Льюис? Можно, отчасти из-за их простоты. Наш век не очень ее любит. У Льюиса, как и у Честертона, есть качества, совсем непопулярные в наше время:

оба -- намеренно просты, оба -- раздражающе серьезны. Как и Честертон, Льюис очень несерьезно относился к себе, очень серьезно -- к тому, что отстаивал. Льюис сказал, что из мыслителей XX в. на него больше всего повлиял Честертон, а из книг Честертона -- "Вечный человек". Действительно, они принадлежат к одной традиции, и даже не по "жанру" (который, кстати, не должен удивлять страну, где жили и писали христианские мыслители от Хомякова до Федотова), а по здравомыслию и редкому сочетанию глубокой убежденности с глубоким смирением. Похожи они не во всем: Льюис рассудительнее Честертона (не "разумнее", а именно "рассудительнее"), строже, тише, намного печальней, в нем меньше блеска, больше спокойствия. Но, вместе взятые, они гораздо меньше похожи на своих современников. Какими бы эксцентричными ни казались их мысли, оба они, особенно Льюис, постоянно напоминали, что ничего не выдумывают, даже не открывают, только повторяют забытое. Льюис называл себя динозавром и образчиком былого; один из нынешних исследователей

назвал его не автором, а переводчиком.

Как мы уже говорили, за годы, прошедшие с его смерти, весомость его заметно увеличилась. Может быть, она будет расти; может быть, он, как сказал Толстой о Лескове, "писатель будущего", и примерно

по той же причине. Льюис нужен и весом тогда, когда игры в новую нравственность, вненравственность, безнравственность уж очень опасны, и людям больше не кажутся скучными слова "великий моралист".

Недавно так назвали Льюиса в одном из англоязычных справочников, причем между делом, словно это само собой разумеется. Когда-то в трактате о страдании Льюис писал: "...порою мы попадаем в карман, в тупик мира -- в училище, в полк, в контору, где нравы очень дурны. Одни вещи здесь считают обычными ("все так делают"), другие -- глупым .донкихотством. Но, вынырнув оттуда, мы, к нашему ужасу, узнаем, что во внешнем мире "обычными вещами" гнушаются, а донкихотство входит в простую порядочность. То, что представлялось болезненной щепетильностью, оказывается признаком душевного здоровья". И дальше, приравнивая к такому карману то ли этот мир, то ли этот век: "Как ни печально, все мы видим, что лишь нежизненные добродетели в силах спасти наш род... Они, словно бы проникшие в карман извне, оказались очень важными, такими важными, что, проживи мы лет десять по их законам, земля исполнится мира, здоровья и радости; больше же ей не поможет ничто. Пусть принято считать все это прекраснодушным и невыполнимым -- когда мы дейс твительно в опасности, сама наша жизнь зависит от того, насколько мы этому следуем. И мы начинаем завидовать нудным, наивным людям, которые на деле, а не на словах научили себя и тех, кто с ними, мужеству, выдержке и жертве".

Льюис -- один из таких людей. Может быть, пора побыть с ним и поучиться у него.