Джузеппе Боффа - СССР - от разрухи к мировой державе. Советский прорыв

В 1935 г. по-прежнему возглавлявший тяжелую индустрию Орджоникидзе был занят как раз поисками путей пересмотра норм, установленных в начале пятилетки на весьма низких уровнях. В этих условиях и развилось новое движение, стимулируемое и питаемое партией, которая даже в этот мучительно трудный период своей истории демонстрировала тем самым немалую способность к инициативе.

В ночь с 30 на 31 августа 1935 г. донецкий шахтер Алексей Стаханов, поощряемый местной партийной организацией, провел в своей шахте смелый эксперимент. Своим пневматическим отбойным молотком он вырубил 102 т угля, что в 14 раз превышало обычную сменную норму. Секрет заключался в следующем: обычно шахтер рубил уголь, а затем крепил лаву в забое; Стаханов занялся только первой операцией, оставив вторую двум помощникам, которые спустились с ним в шахту. Он доказал тем самым, насколько производительнее может быть отбойный молоток, если использовать его практически без перерывов. На следующий день сообщение об этом было помещено на видном месте в донецкой печати, а затем подхвачено и разнесено по всей стране центральной прессой. Партийная организация Донбасса высоко оценила почин и одобрила вызовы на соревнование между шахтерами. В ходе его дальнейшего развития было доказано, что и результат, достигнутый Стахановым, не предел.

По всей стране началась широкая кампания с целью вызвать аналогичные начинания не только в смежных областях, но и в других отраслях промышленности. Газеты заполнились сообщениями о разных рекордах, поставленных на тех или иных предприятиях. Внезапно знаменитыми стали накануне еще никому не известные Дюканов, Бусыгин, Изотов, Кривонос, Мазай, Евдокия и Мария Виноградовы, не говоря уже о самом Стаханове. В ноябре в Москве собрались на совещание наиболее известные стахановцы страны. На совещании выступили многие из крупнейших партийных руководителей, включая самого Сталина. «Стахановское движение, – сказал он, – представляет будущность нашей индустрии».

Хотя внимание общественности к этому явлению привлекалось путем прославления отдельных героев и их рекордов, глубинное его значение состояло в другом. Достижение Стаханова, как мы видели, в сущности своей было результатом иного разделения труда, что дало возможность лучше использовать потенциальные возможности техники. Аналогичные изменения позволяли достигать поразительных результатов не только в горнодобывающей промышленности. Здесь-то и крылся наиболее ценный элемент начинания. Речь шла о том, прямо заявил Орджоникидзе, чтобы сделать популярным разделение труда на базе новой техники и наглядно показать, какие резервы огромного увеличения производительности труда таятся в соответствующей организации производства. Движение носило поэтому наставительно-воспитательные черты. Требовалось, однако, от необыкновенных подвигов одиночек перейти к такому положению, когда явление получило бы массовый характер, – таков был смысл постановления, принятого Центральным Комитетом в конце 1935 г.

Первые стахановцы прославились и получили весьма высокое вознаграждение. Наиболее известным из них были вручены новые награды, учрежденные Советским государством: орден Ленина, орден Трудового Красного Знамени. Начиная с 1938 г. им стали присваивать самое высокое звание: Герой Социалистического Труда. Многие из них получили назначения на руководящие посты в промышленности. Движение вызвало очень широкие последствия. Оно ознаменовало постепенное повышение норм, опирающееся на стимулы, заложенные в более дифференцированном «веере» зарплаты. Правда, цель достичь технических норм, то есть норм, соответствующих объективным возможностям новой техники, вместо практиковавшихся до этой поры среднестатистических норм, так и не была реализована. Но новые методы труда получили все же широкое распространение: на 1 января 1938 г. четверть всех рабочих считалась стахановцами.

Много речей в те годы было произнесено по поводу того глухого сопротивления, на которое наталкивалось стахановское движение. Действительно, факты противодействия со стороны рабочих имели место, подобно тому, как это было на протяжении первых фаз социалистического соревнования. Менее ясен смысл обвинений, выдвигавшихся тогда в адрес многочисленных руководящих работников. Уже вскоре эти обвинения слились воедино с более широкими сталинскими обличениями целого ряда категорий руководителей промежуточного звена, в лице которых народу были указаны его «враги». В подобных условиях весьма нелегко установить, где кончается консервативное сопротивление стахановцам, как о том официально говорилось, и где начинаются, напротив, более глубокие противоречия, обусловленные теми проблемами, которые стахановские методы порождали, особенно в отраслях, где их применение представляло собой более трудное дело, нежели в угледобыче. Да и сам тот факт, что отдельные труженики или группы тружеников ставились в привилегированное положение, способен был еще вызывать возражения во имя старых эгалитарных идеалов. Именно против них настойчиво обращались своим острием полемические выпады Сталина, подчеркивавшего, что вознаграждение при социализме, по известной формуле Маркса, происходит не по потребностям, «а по той работе, которую он произвел для общества».