Джузеппе Боффа - СССР - от разрухи к мировой державе. Советский прорыв

Из всего этого складывается впечатление, что верхушка намеренно позволяла движению развиваться своим ходом в надежде, что пусть такой ценой, но все же удастся добиться решающего прорыва на этом фронте. В середине февраля Сталин еще раз публично призвал «усилить работу по коллективизации в районах без сплошной коллективизации». В подобных условиях несколько предостережений насчет перегибов лишь усиливали противоречивость указаний для тех, кто действовал на местах. Разве не об этом, например, свидетельствовала установка Сибирского окружкома партии, потребовавшего вступления всех крестьян в колхозы к весне, хотя все это происходило уже в феврале и к этому моменту коллективизировано было лишь 12 % пашни?

К концу февраля крестьянские мятежи грозили превратиться в общее антисоветское восстание. Было забито 15 млн. голов рогатого скота, треть поголовья свиней и свыше четверти поголовья овец. Но вырисовывалась и еще более грозная опасность: срыв весеннего сева. Надежда на то, что форсированная коллективизация поможет «спасти средства производства» в сельском хозяйстве – а именно с этой надеждой многие руководители очертя голову бросились подстегивать сумасшедшие темпы движения, – теперь оборачивалась своей противоположностью. Из Центрально-черноземного района Варейкис сообщал, что к концу марта завершит коллективизацию, но настойчиво просил, чтобы в Политбюро было обсуждено трудное положение, сложившееся в его области. В Москве состоялись тогда два совещания: одно с работниками союзных республик, другое для утверждения Примерного устава сельскохозяйственной артели. Это были совещания, весьма насыщенные критикой. Первые тормозящие усилия шли отсюда. Необходимо было принимать контрмеры, пока еще было не слишком поздно.

Второго марта в «Правде» появилась статья Сталина «Головокружение от успехов». Она прозвучала как взрыв бомбы. Автор признавал, что в деревне допущены серьезные ошибки. В ряде районов не были соблюдены два условия, в равной мере необходимые для успеха колхозного движения: «добровольный» характер вступления в колхозы и учет разнообразия ситуаций в разных частях СССР. Была совершена еще и третья ошибка теми, кто поспешил забежать вперед, пытаясь перейти сразу к коммунам. Ни разу до сих пор Сталин не говорил об опасностях такого рода. Но в статье между тем не было ни малейшего намека на самокритику: вина приписывалась целиком периферийным исполнителям, у которых «закружилась голова» после первых «успехов».

Такое запоздалое, резкое и двусмысленное исправление директив на несколько недель вызвало замешательство, возможно, еще более глубокое, чем то, которое уже царило на местах. Все те, кто без оглядки целиком отдавал силы проводившейся кампании, вдруг обнаружили, что они дезавуированы Москвой и стали мишенью крестьянских атак на местах. Противники торжествовали: «Говорили же мы, что не нужно вступать в колхоз». Среди коммунистов были и такие, кто не поверил статье, кто пытался запретить ее распространение, кто истолковал ее как простую тактическую уловку, которую не следует принимать всерьез. Некоторые восприняли ее как полный подрыв их собственного авторитета. Другие просто не знали, что делать дальше. Старый «децист» Рафаил написал Сталину письмо, в котором спрашивал, не находится ли партия перед новым Брестом. Стало известно письмо одного рабочего, 25-тысячника, который с негодованием писал: «Мы все, низы и пресса, проморгали этот основной вопрос о руководстве колхозами, а т. Сталин, наверно, в это время спал богатырским сном и ничего не слышал и не видел наших ошибок…». Сами высшие партийные руководители, поспешившие в провинцию, продолжали отдавать противоречивые распоряжения; так явствует, по крайней мере, из отрывочных сведений, которые приводятся советскими авторами по поводу некоторых выступлений Кагановича и Орджоникидзе: первый по-прежнему отстаивал жесткие методы, второй же призывал к большей осмотрительности.

Возникла необходимость опубликовать 14 марта коллективное постановление Центрального Комитета, воспроизводившее основные положения сталинской статьи. Тем не менее подлинная корректировка курса произошла только в начале апреля, то есть в тот последний срок, когда еще можно было успеть придать отступлению некоторый порядок. Крестьянские массы истолковали новые установки в том смысле, что можно уходить из колхозов. Там, где официального дозволения не давали, они сами забирали назад свой инвентарь и землю. Процентные показатели коллективизации стремительно упали. Если в целом по СССР к первым числам марта было коллективизировано, по крайней мере на бумаге, 58 % крестьянских хозяйств, то к июню показатель упал ниже 24 %. В некоторых областях сокращение было еще более резким: с 81 до 15 % в Центрально-черноземном районе, с 73 до 7 % в Московской области. Большая устойчивость отмечалась на Северном Кавказе. В обоснование своего ухода крестьяне приводили тысячи причин. Самое же искреннее объяснение было дано тем из них, который сказал: «Ухожу, потому что насилия нет, и желаю обождать».