Джузеппе Боффа - СССР - от разрухи к мировой державе. Советский прорыв

После XV съезда членами Политбюро были избраны девять человек – Бухарин, Ворошилов, Калинин, Куйбышев, Молотов, Рыков, Рудзутак, Сталин, Томский – и еще восемь – кандидатами в члены Политбюро: Петровский, Угланов, Андреев, Киров, Микоян, Каганович, Чубарь, Косиор. Насколько можно судить, ни один из этих руководителей в начале 1928 г. перед внезапной и поздно осознанной опасностью остаться без хлеба не выступал против чрезвычайных мер. Но едва обрисовались масштаб и последствия этих мер, как проявились две совершенно различные линии.

В первой половине года Сталин, руководя новым сражением и навязывая партии свои директивы, все настойчивее и категоричнее акцентировал новую идею, высказанную на XV съезде: выход из кризиса – в переходе от мелкого частного хозяйства к крупному коллективному. Значит, нужно ускоренно создавать колхозы и совхозы в широких масштабах. Эта тема стала лейтмотивом всех его выступлений. Нет оснований утверждать, будто у Сталина уже тогда было четкое представление о том, как будет осуществляться коллективизация. Вместе с тем ясно, что, став ревностным поборником высоких темпов индустриализации, он уже поставил все на эту карту и не считался с таким препятствием, как медленная эволюция отсталой деревни. Утверждают, что в эти месяцы он, резко сменив курс, взял на вооружение тезисы только что разгромленных троцкистов. Отчасти такое утверждение, бесспорно, соответствует истине: в дебатах, вызванных его новыми предложениями, он, оправдывая борьбу с кулаком, защищая ускоренную индустриализацию и обосновывая необходимость наложения «дани» на крестьянство, использовал доводы, целиком заимствованные у тех, кто несколько месяцев назад был его противником. В его программных выступлениях было в то время нечто новое; этим «нечто» как раз и была коллективизация.

Опасения по поводу методов хлебозаготовок и новых сталинских установок высказывались в партии на очень раннем этапе. Они встречали сопротивление со стороны низовых организаций, особенно слабых сельских партячеек, которым нужно было преодолеть немало трудностей, чтобы укорениться в деревне. В верхах дискуссия развернулась не столько по вопросу о «чрезвычайных мерах» как таковых, сколько о принципиальном направлении экономической политики.

Уже в конце января глава могущественной московской партийной организации Угланов высказался против исключительно крупных вложений в тяжелую промышленность и чрезмерных надежд на колхозы, которые, по его мнению, годились как решение для более отдаленного будущего. В свою очередь, в марте Рыков вступил в конфликт с большинством Политбюро: он предлагал сократить капиталовложения в металлургию и машиностроение. На Пленуме ЦК в апреле впервые открыто выявились противостоящие направления.

К Угланову и Рыкову присоединились Бухарин и Томский – глава профсоюзов. Они выражали тревогу по поводу ухудшения политической обстановки в деревне, где недовольство, по их словам, нарастало и было направлено против советской власти в целом, союз с середняком оказывался под угрозой и снова, как в 1920 г., намечалось сокращение посевных площадей. Заключительная резолюция, осуждавшая эксцессы, приписанные периферийным организациям, прозвучала как компромисс.

Однако когда применение чрезвычайных мер возобновилось, противоречия в Политбюро обострились. На этот раз критиков возглавил Бухарин. В мае и июне он направил две записки своим коллегам по руководству. Он нападал на сталинскую концепцию коллективизации, ибо коллективизацию, утверждал он, можно проводить лишь на основе агротехнического прогресса, который для СССР еще в будущем. «Если все спасение в колхозах, то где взять деньги на машинизацию? – писал он. – И правильно ли вообще, что колхозы у нас должны расти на нищете и дроблении?». «Никакая коллективизация, – добавлял он в другой записке, – невозможна без известного накопления в сельском хозяйстве, ибо машины нельзя получить даром, а из тысячи сох нельзя сложить ни одного трактора». В конце июня Бухарин изложил свои тезисы в Политбюро: единоличные крестьяне еще долгое время останутся решающей силой в деревне; необходимо спасти союз с ними, оказавшийся под серьезной угрозой; значит, больше никаких чрезвычайных мер и сохранение методов нэпа.

Среди крупнейших советских руководителей Николай Иванович Бухарин был самым молодым, одним из самых образованных и, несомненно, самым обаятельным. В 1928 г. ему исполнилось 40 лет. Он был интеллигентом по духовной направленности, по широте интересов, наконец, его творческая деятельность – а он занимался публицистикой – подтверждала это. Простота в обращении и сердечность характера сделали его любимцем партии – так назвал Бухарина Ленин в своем «завещании». Его деятельность развернулась на поприще печати; здесь он опирался на целую когорту блестящих последователей – Астрова, Слепкова, Цейтлина, Марецкого. Авторитетом Бухарин пользовался прежде всего благодаря своей деятельности в области культуры, а также как теоретик. Это подтверждают и его работы, и отзывы на них Ленина, и избрание в Академию наук. Пожалуй, ни один из большевистских руководителей не спорил столько с Лениным до и после революции, сколько Бухарин, но при всем упорстве в спорах, он неизменно был предан Ленину, пользуясь с его стороны чем-то вроде отеческого внимания. Крупнейший лидер крайне левого крыла большевиков в 1918 г. и поборник военного коммунизма, Бухарин мучительнее других переживал кризис и поворот 1921 г. Еще более глубокий след в его сознании оставила тесная связь с Лениным в последний период его жизни. С этого момента Бухарин стал – пускай в нем и было нечто схоластическое, по утверждению Ленина, – выразителем последних ленинских идей.