Мохандас (Мохандус) Карамчанд Ганди - Революция без насилия

Зулусский «мятеж» обогатил меня новым жизненным опытом и дал много пищи для размышлений. Бурская война раскрыла для меня ужасы войны далеко не так живо, как «мятеж». Это, собственно, была не война, а охота за людьми, таково было не только мое мнение, но и мнение многих англичан, с которыми мне приходилось разговаривать. Слышать каждое утро, как в деревушках, населенных ни в чем неповинными людьми, трещали, как хлопушки, солдатские винтовки, и жить в этой обстановке было тяжким испытанием. Но я преодолел это мучительное чувство лишь благодаря тому, что работа моего отряда состояла только в уходе за ранеными зулусами. Я ясно видел, что не будь нас, о зулусах никто бы не позаботился. Таким образом, в этой работе я находил успокоение.

Были и иные поводы для размышлений. Мы шли по мало населенной части страны. На пути лишь изредка попадались разбросанные по холмам и долинам краали так называемых «нецивилизованных» зулусов. Проходя с ранеными или без них по этим величественным пустынным пространствам, я часто впадал в глубокое раздумье.

Я думал о брахмачарии и ее значении и все сильнее укреплялся в своих убеждениях. Я беседовал на эту тему с товарищами по работе. Тогда я не понимал, насколько необходима брахмачария для самопознания, но ясно отдавал себе отчет в том, что тот, кто всей душой стремится служить человечеству, не может обойтись без нее. Я сознавал, что день ото дня у меня будет все больше поводов для такого служения и что моя задача станет мне не по силам, если я целиком уйду в радости семейной жизни и буду лишь производить на свет и воспитывать детей.

Короче говоря, я не могу жить, следуя одновременно велениям плоти и велениям духа. Например, в данном случае я не смог бы принять участие в экспедиции, если бы жена ожидала ребенка. Без соблюдения брахмачарии служение семье было бы несовместимо со служением общине. А при исполнении этого обета то и другое вполне совместимо.

Размышляя таким образом, я с некоторым нетерпением ждал дня, когда дам этот обет. Связанные с ним надежды породили своего рода состояние экзальтации. Воображение мое разыгралось, раскрывая безграничные возможности служения.

В то время как я был занят напряженной физической и умственной работой, пришло известие, что операции по подавлению «мятежа» почти закончены и что нас вскоре демобилизуют. Через день или два пришел приказ о демобилизации, а спустя еще несколько дней мы вернулись домой.

Через некоторое время я получил письмо от губернатора, в котором он выражал особую благодарность санитарному отряду за его службу.

По прибытии в Феникс я повел страстные споры о брахмачарии с Чхаганлалом, Маганлалом, Уэстом и другими товарищами по работе. Они одобрили мою идею и признали необходимым обет, хотя и представляли себе трудности этой задачи. Некоторые из них мужественно решили дать обет, и, насколько мне известно, за ними последовали другие.

Я дал клятву – соблюдать обет брахмачарии в течение всей жизни. Должен признаться, что тогда я далеко не полностью представлял себе всю величественность и необъятность задачи, которую взял на себя. И даже сегодня мне порою приходится трудно. Но я все глубже осознаю важность обета. Жизнь без брахмачарии представляется мне однообразной жизнью животного. По своей природе животное не знает самоограничений. Человек является человеком потому, что способен к самоограничению, и остается человеком лишь постольку, поскольку на практике осуществляет его. Если раньше восхваление брахмачарии в наших религиозных книгах казалось мне нелепым, то теперь оно с каждым днем все яснее представляется мне совершенно правильным и при этом основанным на опыте.

Я понял, что брахмачария исполнена удивительной силы. Но она ни в коей мере не дается легко и, конечно, касается не только плоти. Обет этот начинается с физических ограничений, но ими не кончается. Совершенствование в нем предупреждает даже появление нечистых мыслей. Истинный брахмачари даже и не думает об удовлетворении плотского влечения, а если это ему все еще свойственно, то ему надо многое познать.

Мне было очень трудно соблюдать даже физическую сторону брахмачарии. Теперь я могу сказать, что за эту сторону я могу быть спокоен, но мне еще надо достичь полного контроля над мыслями, что очень важно. И не потому, что мне недостает силы воли, но для меня все еще загадка, откуда появляются нежелательные мысли. Не сомневаюсь, что существует ключ, которым можно запереть их, но этот ключ каждый должен подобрать для себя сам. Святые и пророки учат нас своей жизнью, но они не оставили нам ни одного надежного всеобъемлющего предписания. Ибо совершенство, или свобода от ошибок, исходит только от милосердия, и поэтому ищущие бога оставили нам мантрас, такую как «Рамаяна», освященную их собственным аскетизмом и отражающую их непорочность. Невозможно добиться полного господства над мыслями, не положившись всецело на милость божью. Этому учат все священные книги, и в своем стремлении достигнуть совершенного состояния брахмачарии я постигаю эту истину.