Валерия Башкирова - Герои 90-х. Люди и деньги

С момента создания СБП Коржаков и его подчиненные жили по закрытому и для себя написанному положению о собственной службе. Под ним стояла подпись президента. Положение, как резиновое, натягивалось на любую ситуацию, в которой они были задействованы. Служба начиналась с письменной гарантии собственной неуязвимости перед законом.

Вполне закономерное вмешательство в вооруженный инцидент в центре города сотрудников московского ФСК стоило места Евгению Савостьянову, одновременно бывшему и зампредом на Большой Лубянке. Нецензурная брань Коржакова и Барсукова в его адрес по телефону через пару часов сменилась указом президента об отстранении его от должности. С такой скоростью такого уровня руководителя мог снять только человек, сам написавший этот указ и зашедший по-свойски к президенту за подписью. И пользующийся абсолютным доверием президента. Итог действа известен и объясняет причины. Гусинский действительно на полгода уехал из Москвы в Лондон и, говорят, был немало напуган. Кроме того, в ходе инцидента были засвечены и, по крайней мере временно, отрезаны его связи в различных структурах и высоких сферах, куда он обращался за помощью.

А сообразительный Лужков через некоторое время отреагировал на «сигнал» Коржакова, публично объявив, что никаких президентских амбиций у него нет и его вполне устраивает должность мэра. Финансовые отношения между мэрией и группой «Мост» натянулись, что в большой степени било по Гусинскому-бизнесмену.

Это был чекистский раунд борьбы Коржакова, и как профессионал он его выиграл. Закон и защита оказались на стороне сильного. Никакие интересы государства и безопасности не имели к этой истории ни малейшего отношения, о чем косвенно свидетельствует и тот факт, что во время выборов президента Коржаков оказался в одной компании с собственными друзьями и недругами. И вот тут уж его обставили, придав политическую интерпретацию очередному порыву службистского рвения.

В день, когда Ельцин понял, что недооценил Коржакова, стало ясно, что Коржаков себя переоценил: игра на преданности, как и в случае с Павлом Грачевым, не спасла его от точной формулировки: «Слишком много на себя брал…»

До поры Бориса Ельцина мало волновали волны «де-монизации» Александра Коржакова, время от времени прокатывающиеся в прессе. Он фактически промолчал, когда противники Коржакова сдали в 1994 году журналистам письмо главы СБП Виктору Черномырдину, в котором Коржаков советовал главе правительства, как надо поступать со спецэкспортерами и вообще с экономикой. Промолчал, когда массмедиа стали грудью на защиту Лужкова после «Операции “Мордой в снег”».

Публично одернул он заигравшегося «охранника», как сам Коржаков называл себя, только в мае 1996 года. Тогда тот дал пространное интервью английской газете Observer, а потом еще и Интерфаксу, заявив, что президентские выборы неплохо было бы отложить. Суть политических размышлений Коржакова сводилась к следующему: «Если провести выборы в срок, то избежать беспорядков не удастся. Если победит Ельцин, то радикальная оппозиция станет утверждать, что выборы сфальсифицированы. Если победит Зюганов, то, даже если он захочет придерживаться центристской линии, те же люди не дадут ему этого сделать — и опять восстанут».

Непосредственный начальник генерал-лейтенанта Коржакова отреагировал быстро и резко. Ельцин подчеркнул, что он верит «в мудрость российских избирателей, поэтому выборы состоятся в конституционные сроки», — и добавил, что уже «сказал Коржакову, чтобы он в политику не лез и таких заявлений больше не делал». Говорят, Ельцин был очень зол на своего подчиненного.

Коржаков понял президента по-своему. Делай, что считаешь нужным, но молча. Он и делал то, что в силу своего разумения считал лучшим для Бориса Ельцина, а значит, и для Коржакова, а значит, и для страны. Естественно, что это разумение во многом расходилось с разумением других членов совета избирательного штаба Бориса Ельцина. Президент, верный многолетнему опыту, опять впряг в одну телегу «коня и трепетную лань». Этот метод очень долго оправдывал себя: разнонаправленные сторонники президента уравновешивали друг друга. В попытках переиграть внутреннего противника они генерировали идеи, из которых Ельцин выбирал нужное ему. Но оказалось, что в точке экстремума система дает сбой.

Последняя битва за президента шла насмерть. Ни одну из сторон не устраивали позиционные преимущества — к исходу выборов нужна была окончательная победа. То, что борьба идет, проявлялось даже в мелочах: в том, как и «либералы», и СБП одновременно ставили себе в заслугу успех первого «президентского» концерта в Волгограде; в том, как относились к участию в кампании дочери президента Татьяны, — необходимость в некоторых случаях подчиняться «штатским», кем бы они ни были, раздражала сотрудников СБП неимоверно (так было, например, в Твери, когда Татьяна Борисовна из предвыборных соображений посоветовала «ближнему кругу» охраны снять «тонтон-макутовские» черные очки). Апофеозом (конечно, из вышедшего на поверхность) стало интервью Бориса Ельцина в Екатеринбурге, в котором президент опроверг предположения Анатолия Чубайса о возвращении после победы в правительство реформаторов образца 1991–1992 годов. Александр Коржаков был одним из инициаторов того интервью.