Валерия Башкирова: Герои 90-х. Люди и деньги

1 июня 1991 года в интервью еженедельнику «Волжские новости» генерал-полковник Альберт Макашов заявил: «Я консерватор. В таких понятиях, как патриотизм, интернационализм и ленинизм, знамен своих не менял и менять не собираюсь. Уж очень много у нас появилось тех, кто стремится притереться к чему-то новому, дабы получить пользу для себя. Такие люди считают себя реформаторами, а на самом деле они просто приспособленцы. А я остаюсь консерватором. Мало того, я еще и за диктатуру. За диктатуру закона, диктатуру Конституции. Увы, сегодня не выполняются ни законы, ни Конституция». Широкую популярность словосочетание «диктатура закона» приобрело после выступления и. о. президента России Владимира Путина 31 января 2000 года на расширенной коллегии Министерства юстиции. Неявно оппонируя тем политикам и журналистам, которые прогнозировали установление в России диктатуры спецслужб, Путин заявил: «Диктатура закона — единственная разновидность диктатуры, которой мы обязаны подчиниться».

Одно из характерных словечек Бориса Ельцина. Впервые прозвучало 8 октября 1998 года на церемонии представления высших офицеров Вооруженных Сил. Президент заявил, что силовые структуры «традиционно подчинялись и всегда будут подчиняться непосредственно президенту». «Все, что государство вам задолжало, будет выплачено, — заверил главнокомандующий. — Поддержка вас приоритетна, но и с вас мой спрос тоже приоритетен. Вот такая, понимаешь, загогулина получается». «Загогулиной» первый президент России называл многие свои политические решения. Например, об интриге с назначением премьер-министра в мае 1999 года Ельцин писал: «Итак, решено. Вношу кандидатуру Степашина. Но мне нравится, как я завернул интригу с Аксененко. Этакая загогулина. Думцы ждут именно его, готовятся к бою. А я в этот момент дам им другую кандидатуру. Кандидатура Степашина прошла с первого раза. Легко, без напряжения» («Президентский марафон», 2000).

Этот термин имел хождение у работников МВД. В российской прессе он впервые использован в журнале «Огонек» 7 мая 1988 года: «Один из ведущих профессионалов в области изучения организованной преступности, сотрудник Научно-исследовательского института МВД СССР Александр Иванович Гуров с нескрываемой тревогой рассказывал мне о последствиях распространения рэкета в нашей стране. “Уже доказано, — говорит Гуров, — что, во-первых, рэкет способствует концентрации больших денежных средств у определенной категории лиц, что, в свою очередь, объединяет их во все новые преступные группы; во-вторых, рэкет способствует активизации преступности вообще, ибо при большом количестве рецидивистов можно профинансировать практически любое преступление — от незаконного распространения наркотиков до заказного убийства; в-третьих же, рэкет весьма активно способствует коррумпированию практически всех слоев общества и, как следствие, размыванию экономической власти — ведь деньги рэкетиров идут, как правило, и на подкуп должностных лиц”». В начале 1990-х термин приобрел широкую известность.

Термин перекочевал в прессу из милицейского жаргона в 1993 году: «Непривычное затишье было и на Казанском вокзале. Местные сыщики при поддержке нескольких бойцов спецназа вели профилактическую “зачистку” залов ожидания, подбирая местных “жителей” — бездомных подростков, бомжей и т. д. В конце концов несколько десятков проверенных милиционеры отпустили досыпать ночь, ничего криминального не обнаружив». С 1995 года термин чаще всего употребляется в значении «операция по выявлению участников незаконных вооруженных формирований в Чечне» (Независимая газета. 1993. 18 февраля).

11 сентября 1992 года в интервью журналу «Огонек» Нурали Латыпов заявил: «В моей короткой политической биографии я был и политическим обозревателем у Мироненко, и заместителем министра в правительстве Силаева, консультантом у Долголаптева, имиджмейкером у Затулина… В одних я действительно был разочарован, как в Затулине, с другими поддерживаю дружеские отношения, как с Мироненко, а с третьими продолжаю плодотворно сотрудничать, как с Долголаптевым, ныне он занимает пост заместителя председателя Совета Федерации».

Этот термин в новой России впервые прозвучал в интервью братьев Стругацких, опубликованном в журнале «Огонек» 23 декабря 1989 года: «Человек, который работает на общество хорошо, получает от этого общества большой кусок. Человек, который работает на общество плохо, не получает от общества ничего. Этот основополагающий принцип был нарушен в конце двадцатых годов. И производительные силы сразу тормознули. Сейчас мы вроде со скрипом выходим на эту дорогу. И выйдем, никуда не денемся. При этом может произойти что угодно. Военный переворот — “импичмент по-советски”. Или нам объявят: перестройка закончена, — и привет, мы отброшены на десятилетия назад. На несколько лет наступит привычный покой…» В марте 1991 года руководитель экспертной группы Конституционной комиссии РСФСР Валерий Зорькин, агитируя в прессе за введение в РСФСР поста президента, впервые употребил слово «импичмент» в отношении главы государства: «Съезд народных депутатов и Верховный Совет РСФСР будут иметь действенные рычаги контроля над президентом и правительством… Наконец в исключительных случаях (при нарушении Конституции и законов РСФСР) президент может быть смещен законодателем в результате особой процедуры (импичмента)» («Российская газета», 15 марта 1991 года). Термин стал общеупотребительным после попыток оппозиции объявить импичмент президенту Борису Ельцину в 1999 году.