Петр Черкасов - Шпионские и иные истории из архивов России и Франции

Покорнейше прошу сделать отметку на листе, хранящемуся у меня, о получении ныне вносимой суммы.

Примите, Милостивый государь, уверение в моем истинном почтении.

И в дальнейшем Свято-Александро-Невский приход, вплоть до революции 1917 года и Гражданской войны, всегда будет откликаться на беды и невзгоды, случавшиеся в России. Так было, например, в 1921 – 1922 годах, когда ограбленные у себя на родине русские беженцы, группировавшиеся в приходе, поднялись над личными обидами и нашли возможность оказать материальную помощь голодавшим Поволжья. Эта милосердная традиция была возобновлена с начала 1990-х годов, когда прихожане собора многократно собирали средства в помощь многочисленным жертвам второго в XX веке крушения российского государственного корабля и последовавшей за этим «шоковой терапии».

Таковы были некоторые обстоятельства, связанные с началом духовной, просветительской и благотворительной деятельности Свято-Александро-Невского храма в Париже, как они отразились в документах российского посольства начала 1860-х годов.

Остается лишь напомнить, что в 1922 году храм с благословения митрополита Евлогия (Георгиевского) получил статус кафедрального собора, а с 1983 года его здание значится как исторический памятник Франции. Вот уже полтора столетия приход Свято-Александро-Невского храма является одним из главных духовных очагов русского православия на земле Франции.

15 мая 1862 года чрезвычайный и полномочный посол Российской империи при императоре французов Наполеоне III граф Павел Дмитриевич Киселев, как обычно, работал за столом кабинета на втором этаже своей резиденции в доме № 79 на улице Фобур-Сент-Оноре. Правда, в тот день он был занят не редактированием очередной депеши вице-канцлеру князю А. М. Горчакову, а составлением прошения на высочайшее имя с просьбой об отставке. Еще несколько дней назад он и не помышлял об уходе на покой, свыкшись за последние шесть лет с посольской службой в Париже, которую даже полюбил, вопреки первоначальному предубеждению, с которым он приехал в столицу Франции осенью 1856 года.

Закончив составление лаконичного документа, написанного, в отличие от направлявшихся им регулярно в Санкт-Петербург депеш, не по-французски, а на родном языке, Павел Дмитриевич перечитал то, что написал:

Приняв с покорностию, после полувекового служения, назначение, указанное мне Вашим Императорским Величеством в прошлом 1856 г., я более надеялся на усердие, чем на силы, коими располагать еще мог.

Ныне приближается дряхлость, а с нею опасение не быть уже в состоянии выполнять служебные обязанности с тою ревностию, которые считал всегда первым своим долгом.

В таком положении мне остается только всеподданнейше просить Вас, Всемилостивейший Государь, о назначении мне преемника и о дозволении оставить вовсе службу, для исправления утраченного здоровья, если это еще возможно в преклонных моих летах.

Не чувствуя себя более в силах приносить действительную пользу на службе Вашего Величества, я буду в последние дни жизни воссылать к Всевышнему только молитвы об увенчании Ваших усилий к преуспеванию любезного Отечества.

Какие же причины побудили графа Павла Дмитриевича принять столь неожиданное для него самого решение?

Несколькими днями ранее он был извещен князем Горчаковым о предстоящем приезде в Париж барона Андрея Федоровича Будберга, посылаемого туда с особой миссией – подготовить двустороннее соглашение с Францией о совместных действиях в восточных делах – в Сербии, Черногории и Греции, а также о защите интересов христиан в Оттоманской империи 220.

Одновременно сообщалось, что барон Будберг, служивший до того посланником при венском и берлинском дворах, должен будет оказывать посильную помощь графу Киселеву в исполнении обременительных в его почтенном возрасте обязанностей посла Его Величества в Париже.

Намек был более чем прозрачным и не оставлял Киселеву другого выбора, кроме добровольной отставки.

Это был уже второй намек такого рода. Впервые ему дали понять желательность его замены в Париже еще в 1860 году. Тогда, с подачи Горчакова, всегда недолюбливавшего Киселева, император Александр II предложил Павлу Дмитриевичу весьма престижный и вместе с тем необременительный пост председателя Государственного совета. Однако семидесятидвухлетний посол сделал вид, что не понял высочайшего намека и отклонил сделанное ему предложение, заверив императора в своей безграничной благодарности и совершенной преданности. Ему хотелось оставаться в Париже, где за проведенные здесь годы Киселев приобрел устойчивый вкус к посольской службе, которая ему нравилась и которую он желал бы продолжать. К тому же в той мере, в какой позволяли его возраст и состояние здоровья, граф привык к удобствам жизни в тогдашней «столице мира».