Игорь Осовин: Запретный Марс. Выжить на Красной планете

Но откуда, в самом деле, Свифт мог узнать про существование у Марса двух спутников и какая может быть связь между Свифтом, Галилеем и Кеплером? Между тем эта незримая связь существует.

Думается, что тем, кого Эдгар По называл большинством, вряд ли знают, что Галилей был известен не только как физик и астроном, но также и как ученый-богослов. Американский историк Чарлз Хаммель (Charles E. Hummel) в книге «Дело Галилея» («The Galileo Connections», 1996) замечал (с. 127), что в 1610-х годах Галилей «принял условия борьбы на богословской территории, взялся разрешить конфликт между научным и библейским подходами к толкованию природных явлений». Правда, в школьных учебниках по истории Средних веков об этом ничего не сказано.

Понятно, что многим людям сегодня эти теологические споры минувших веков вполне могут показаться этакими академическими, скучными теоретическими дискуссиями. Но тогда, в конце XVI – начале XVII века в Европе все выглядело не так. Спор о вере и знании имел ярко выраженный политический характер. Фактически речь шла о власти, происходила яростная борьба за то, кто будет эту власть держать в своих руках.

Научные познания и научные открытия в этой борьбе имели не последнее, но весьма прикладное значение. Деятели Церкви тоже достаточно активно занимались наукой – живо интересовались той же астрономией, к примеру. А вот кто и как будет интерпретировать эти новые научные данные, кто будет их контролировать, в каких объемах и с какой скоростью знакомить с ними широкие народные массы – вот это был вопрос поважнее спора о том, вращается ли Земля вокруг Солнца или наоборот. Этот спор, эта борьба длилась не одно десятилетие. Фактически речь шла, как сегодня любят говорить, о постулировании и внедрении в жизнь принципов «нового мирового порядка». Того самого порядка, который мы во всей его красе наблюдаем в наши дни.

Знаменитый девиз, звучащий на латинском языке как «Scientia potentia est» и новая его интерпретация («Knowledge itself is power»), приписываемая английскому философу, историку и политику Фрэнсису Бэкону (Francis Bacon; 22.01.1561–09.04.1626), сегодня воспринимается многими как изящно сформулированная логическая аксиома. Но если вдуматься, эту мысль, этот девиз вполне можно воспринимать буквально. И он звучит в наши дни столь же актуально, как и в XVII веке, когда придавленное и полузадушенное к середине 1550-х годов протестантское движение, с его крестьянскими войнами первой трети – середины XVI века, вновь поднимало голову. «Знание – сила» – это и в самом деле страшное оружие. Особенно если его обладатель понимает, чем именно он владеет, и умеет пользоваться принадлежащим ему сокровищем.

Сегодня фигура Джонатана Свифта воспринимается прежде всего как этакого памфлетиста, обличавшего современные ему нравы и полемизирующего со своими оппонентами. Да что там говорить – его знаменитый роман «Путешествия Гулливера» едва ли не сразу после его выхода был зачислен в разряд увлекательного детского чтения, и сегодня эту книгу читают разве что немногочисленные любители его творчества да студенты и ученые-гуманитарии. На самом деле Джонатан Свифт был активным участником происходившей на его глазах борьбы.

В 1704 году под одной обложкой Свифт анонимно издал две повести-притчи: «Сказка бочки» («A Tale of a Tub») и «Битва книг» («The Battle of the Books»). Русский советский писатель, журналист и драматург Михаил Левидов (1891–1942) в своей, впервые изданной в 1939 году, биографии Джонатана Свифта о «Сказке бочки» справедливо заметил (с. 57): «Комментаторы и критики, работавшие над расшифровкой свифтовского памфлета на протяжении двух веков, добились в общем желанной цели[…]. В итоге установилась общая точка зрения на “Сказку бочки”. Считается она настолько неоспоримой, что вошла в школьные учебники по английской литературе[…]. Кто же не знает, что “Сказка бочки” – антирелигиозный памфлет! Воспользовавшись популярной в фольклоре темой о трех братьях, получивших наследство от отца, Свифт в прозрачной аллегории подверг критике три основные группировки христианской религии эпохи: католицизм, кальвинизм с его ответвлениями и протестантство (англиканская церковь)». Но за внешней канвой религиозно-литературного спора, как верно замечал Михаил Левидов, Свифт видел другое, основное направление своего удара: «Характер современной ему духовной культуры»(с. 61).