Литературка Литературная Газета: Литературная Газета 6528 ( № 40 2015)

Гимназический учитель Передонов метит на должность инспектора, но боится, что его могут подсидеть: «Донесут!» Но что же можно поставить в вину законопослушному и верноподданному гражданину? А, оказывается, в молодые годы он тоже был не чужд демократическим веяниям и в квартире у него висит портрет Писарева. «Скажут, что я Писарева читал, – и ау!» – сетует он своим знакомым. «А вы, Ардальон Борисыч, этого Писарева на заднюю полочку», – посоветовал Володин, хихикая. Передонов опасливо глянул на Володина и сказал: «У меня, может быть, никогда и не было Писарева». Но портрет Писарева у Передонова всё-таки был! И после таких разговоров он прячет и перепрятывает его в более надёжное место. Роман был опубликован, и то не полностью, лишь в 1905 году. До этого времени имя Писарева оставалось под негласным запретом. Слишком много «экстремистского» высказал тот за недолгую жизнь, слишком смело дразнил гусей.

Нетерпение сердца

Но это будет потом, после актов русского терроризма, после убийства царя и других знаковых событий истории. А пока, в 1865 году, критик пишет программную статью «Разрушение эстетики», где стремится доказать, что эстетика в будущем исчезнет, уступив место… физиологии. В литературе он прежде всего искал прагматическую пользу, иллюстрацию, популяризацию социально-политических и естественно-научных концепций. Реальная критика на деле грешила голым утилитаризмом. Писарев брал героев и книги в отрыве от тех идей, которые пытались вложить в них сами авторы; роман, таким образом, по его мнению, становился чем-то вроде документа, где присутствуют только сырые факты, которые критику вольно интерпретировать по-своему.

В своих работах Писарев строго, но часто и справедливо отзывался о произведениях Писемского, Тургенева, Гончарова, Достоевского. Роман «Обломов», с его точки зрения, во многом представляет собой клевету на русскую жизнь, книга не народная, а образ главного героя нетипичен. Выступая в защиту нигилистической тенденции, Писарев проявлял то свойство русской интеллигенции, которое позднее Юрий Трифонов обозначит словом «нетерпение». Демократам хотелось как можно быстрее раскрутить маховик истории, а ведь все они читали Дарвина и должны знать, что путь эволюции долог и тернист.

Статья Писарева «Мыслящий пролетариат» посвящена роману «Что делать?», а «Борьба за жизнь» – книгам Достоевского. Его «Мотивы русской драмы» касаются социальных и бытовых аспектов драматургии Островского, а в работе «Пушкин и Белинский» критик высказывает своё несогласие с позицией представителей чистого искусства, которое, как ему казалось, уводит литературу от насущных проблем общественной жизни. Писарев, научившийся читать в четыре года, всю свою недолгую жизнь был усердным читателем и был в курсе всех заметных книжных новинок и журнальных публикаций своего времени.

К числу профессиональных достоинств критики Писарева нельзя не отнести чутьё на актуальные вопросы времени и журналистское умение находить для своих статей хлёсткие, афористичные, запоминающиеся названия. Правда, этот приём неоднократно использовали и другие критики-демократы; по сравнению с сухими, однообразными, клишированными заглавиями, в изобилии встречающимися у критиков первой трети XIX века, да и других эпох, их броские названия звучат свежо и образно: «Стоячая вода», «Цветы невинного юмора», «Посмотрим!», «Подрастающая гуманность», «Погибшие и погибающие», «Борьба за жизнь», «Старое барство».

Писарев не дожил до 28 лет. Он утонул в Рижском заливе Балтийского моря в районе курорта Дубулты, где в Доме творчества спустя много лет будут творить многие советские писатели, а в ходе всесоюзных совещаний – выпестовываться молодые таланты. Кстати, Писарев – второй из русских критиков, принявший смерть от водной стихии. Двумя десятилетиями раньше в деревенском пруду от апоплексического удара умер Валериан Майков, родной брат известного поэта. Среди историков литературы иногда всплывает версия о том, что последовательный дарвинист Писарев добровольно ушёл из жизни, растворившись в водной стихии, подобно герою фильма классика итальянского кинематографа Марко Феррери «Прошу убежища».

Причина смерти точно не установлена: крепким организмом критик не обладал, да и отсидка в Петропавловской крепости здоровья отнюдь не прибавила. Может быть, его сердце испепелил пламень страсти к его троюродной сестре, писательнице Марии Вилинской, печатавшейся под псевдонимом Марко Вовчок. Может быть, он уже стыдился высказанных в горячечной запальчивости мнений, обвинений и хлёстких фраз. Может, в известном полемисте и спорщике исподволь вызревало чувство умеренности и равновесия, которое было ему не по нутру.