"Запечатлеть исчезающие нравы нашей родины" - так сформулировал Вальтер Скотт свою задачу в заключительной главе своего первого романа "Уэверлн, или Шестьдесят лет назад". Ради чего? Разумеется, не ради любви к старине самой по себе, хотя и без такой любви нельзя было взяться за подобное повествовательное предприятие. И все же главное заключалось именно в различиях - в особенностях другого времени.
Упор на отличия, убежденность в невозвратности былого, даже относительно недавнего, имели у Вальтера Скотта продуманную политическую подоплеку. Во времена колебаний от революции к реставрации он являлся сторонником компромисса и как бы убеждал своих читателей не впадать в крайности ни прогрессизма, ни консерватизма. Прошлого, каково бы оно ни было, какой бы притягательностью ни обладало, все равно не вернешь, но в то же время не худо и получше присмотреться и понять, каково же оно было...
Выбор Шотландии, или, точнее, пограничной полосы между Шотландией и Англией в качестве места действия для своих повествований, Вальтер Скотт мотивировал не только тем, что это был его родной край, им обжитой, исхоженный и изъезженный верхом, ему до мелочей знакомый. На этой полосе, по наблюдениям Вальтера Скотта, совершилось нечто такое, о чем следовало бы широко поведать. Что же именно? Вальтер Скотт пояснил: "Не найдется в Европе страны, которая бы за каких-нибудь полвека с небольшим так совершенно изменилась, как шотландское королевство".
Вся Англия стремительно менялась. Исчезала та Англия, которую принято называть "старой и доброй": страна больших сеньоров и мелких сельских тружеников. Большие сеньоры либо вовсе разорялись, либо становились большими предпринимателями, а их подданные получали свободу, причем весьма своеобразную. Как сказано у Маркса в "Капитале", их освобождали даже от собственности и они, лишившись вместе с клочком земли средств к существованию, бежали куда глаза глядят, главным образом в город, заселяя трущобы и пополняя ряды бедноты.
Успехи и упадок... Обретения и утраты... Развитие и одичание... Богатство и бедность... Такую картину являла собой Англия: самая развитая страна - и тут же такая отсталость, каковая, по словам одного путешественника, кажется, еще никогда не позорила землю.
Среди открытий века это было наиболее удивительным, хотя и не утешительным открытием: все чревато своей противоположностью. О том, что борьба противоположностей, как смена света и тьмы, есть всемирный закон бытия, знали, разумеется, с древности. Но, во-первых, люди склонны забывать известное, и приходится им открывать "хорошо забытое" заново, а во-вторых, и это главное, никогда еще противоречивость не проявлялась столь выразительно и повсеместно. Всегда вырубались леса, но под натиском угольных шахт оказался вовсе сведен на нет легендарный Шервудский лес, приют Робина Гуда. По образному выражению мыслителя-гуманиста, "овцы начали поедать людей", те самые овцы, что отцу Шекспира, кожевнику, давали сырье для выделки перчаток, а отцу Дефо, бакалейщику, - для изготовления свечей. Ведь сколько их требуется-то, перчаток (или свечей)! А более всего требовалась шерсть - вот и стали под разными предлогами, и безо всяких предлогов силой сгонять крестьян с насиженных мест: прежние пашни отводились под овечьи пастбища. Овцы "поедали" сельских жителей на протяжении нескольких столетий - с четырнадцатого по восемнадцатый век. Но то была очевидная, откровенная жестокость. А что сказать про чудо девятнадцатого века - паровую машину? Благодаря ей в двадцать раз возросла производительность труда, но вместо восторгов невиданные технические успехи вызвали возмущение тех же тружеников. Чудесная самодвижущаяся машина не только облегчала их труд - она "освобождала" их от средств к существованию, лишая работы. Если крестьян сгоняли с земли, по выражению Маркса, "огнем и мечом" признанными, традиционными способами уничтожения, то ремесленников, в первую очередь ткачей, обездоливало замечательное творение человеческого разума. Удивительная, "умная" машина делала ненужными не только нажитые великим трудом умение и прочие навыки ручного труда, но даже и самих тружеников.
Упадок в результате подъема, этот парадоксальнейший итог прогресса, многих мыслителей привел просто в панику и вызвал у них стремление отречься от всего, что способствовало прогрессу. Разум? Долой разум! Наука? Проклятие науке! В Англии красноречивее всех это выразил Эдмунд Берк, философ и политический деятель, провозгласивший, что прочнейшая основа человеческого благоденствия заключена в предрассудках.
Читать дальше