Николай Устрялов - Этика Шопенгауэра

Так разрешается у Шопенгауэра первая основная проблема этики - вопрос о свободе человеческой воли. Как мы видели, в изложенном разрешении - свобода не изгоняется, а только перемещается, именно, из области отдельных поступков, где можно доказать ее отсутствие, - в сферу высшую, но не так ясно доступною нашему познанию: т.е. она трансцендентальна. 37

Всецело одобряя учение Канта о свободе, Шопенгауэр в то же время принципиально расходится с кантовской конструкцией этики. Именно, он категорически протестует против той императивной формы, в которую, как известно, заключил свою моральную философию кенигсбергский мыслитель. Ибо, "настолько бесспорна и всеми народами, временами и религиями, а также всеми философами (за исключением чистых материалистов) признана метафизическая, т.е. за пределы этого феноменального бытия простирающаяся и вечности причастная этическая важность человеческого поведения, настолько же для нее несущественно, чтобы ее понимали в форме повеления и повиновения, закона и обязанности... Этик, как и вообще философ, должен довольствоваться объяснением и толкованием данного, т.е. действительно существующего или совершающегося, чтобы прийти к его уразумению". Утверждая, что существуют моральные законы, независимые от человеческого установления, государственного устройства и религиозного учения, Кант повинен в petitio principii: чтобы принимать в научной этике, помимо закона мотивации, еще другие, исконные и от всякого человеческого установления независимые законы для воли, их нужно доказать и вывести во всем объеме их существования. Никакими повелениями и заповедями характера не исправишь: "то, чего человек поистине и вообще хочет, затаенное стремление его существа и соответственная цель, которую он преследует, - это никогда не поддается изменению путем внешнего воздействия на него, поучения; иначе мы были бы в состоянии его пересоздать". С большим сочувствием и беспрестанно повторяет наш автор слова Сенеки: velle non discitur. "Этическими лекциями или проповедями так же нельзя создать добродетельного человека, как все поэтики, начиная с аристотелевcкой, никогда не могли породить поэта... Понять правило - одно, научиться применять его - другое... Невозможна такая этика, которая формировала бы и улучшала самою волю". Ясно, что с этой точки зрения повелительное наклонение в морали должно показаться совершенно бесполезным, а потому и бессмысленным. "Практический разум и категорический императив Канта - совершенно произвольные, неосновательные и выдуманные предположения... Безусловное долженствование - contradictio in adjecto. Это - скипетр из деревянного железа: всякий долг имеет смысл и значение непременно только по отношению к угрозам наказанием или к обещаниям награды... Повелительный голос, исходит ли он изнутри или извне, совершенно невозможно представить себе иначе как угрожающим или обещающим: но тогда повиновение ему может быть, правда, смотря по обстоятельствам, умно или глупо, однако всегда будет носить своекорыстный характер, следовательно лишено моральной ценности".

Вторым существенным недостатком кантовской этики Шопенгауэр считает ее отвлеченный априоризм. "Кант основывает свой моральный принцип не на каком-либо доказуемом факте сознания, вроде внутренних задатков, а также и не на каком-либо объективном отношении вещей во внешнем мире. Нет. Это была бы эмпирическая основа. Но основою морали должны быть чистые понятия a priori, т.е. понятия, еще совершенно лишенные всякого содержания из внешнего либо внутреннего опыта, т.е. представляющие собой голую скорлупу без ядра. Взвесьте, какой важный в этом смысл: как человеческое сознание, так и весь внешний мир, вместе со всем опытом и фактами в них, вырваны из под наших ног. У нас нет ничего, на что мы могли бы опереться. За что же нам держаться? За два-три совершенно абстрактные, вполне еще свободные от содержания понятия, которые точно так же целиком висят в воздухе. Из них, даже собственно из одной только формы их соединения в суждении, должен получиться закон, которому надлежит царить с так называемой абсолютной необходимостью и обладать достаточной силой, чтобы налагать узду на вихрь вожделений, на бурю страстей, на колоссальный эгоизм... К тому же Кант упустил из виду, что, по его собственному учению, в теоретической философии как раз априорность независимых от опыта познаний ограничивает их одним явлением, т.е. представлением мира в нашей голове, и совершенно лишает их всякого значения по отношению к внутренней сущности, т.е. к тому, что имеется независимо от нашей концепции. Соответственно тому, и в практической философии его предлагаемый моральный закон, раз он возникает в нашей голове, точно так же должен был бы быть лишь формою явления и не затрагивать внутренней сущности вещей. Но такой вывод стоял бы в величайшем противоречии как с самим делом, так и с кантовскими взглядами на него: ведь Кант везде именно моральный элемент в нас выставляет находящимся в самой тесной связи с истинной сущностью вещей, даже прямо к ней относящимся"... Столь же ошибочно игнорировать эмпирический элемент в этике. "Мораль имеет дело с действительным поведением человека, а не с априорным построением карточных домиков, результаты которого никого не заинтересуют среди настоятельных житейских забот, так что действие этих результатов перед напором страстей можно сравнить с действием клистирной струи при пожаре... Моральный импульс на самом деле должен быть эмпирическим и в виде такого сказываться, являться к нам по собственному почину, не ожидая наших поисков его, сам собою навязываться нам, при том так властно, чтобы он в состоянии был, по крайней мере, в возможности, преодолевать противодействующие... мотивы, при всей их огромной силе".