Валерий Могильницкий - Безымянные тюльпаны. О великих узниках Карлага (сборник)

Когда Елена Владимировна Голицына была еще двенадцатилетней девочкой, она впервые услышала от матери о восстании дворян на Сенатской площади в 1825 году. Был среди них и князь Трубецкой. Его за измену царю приговорили к вечной каторге в Сибири. И его жена Екатерина Ивановна Трубецкая первой из жен декабристов отправилась вслед за каторжанином-мужем в Сибирь, чтобы «во глубине сибирских руд» он «хранил гордое терпенье»… Позже Елена Владимировна прочтет немало литературы о подвиге жен декабристов. Особенно по душе ей придется образ Екатерины Трубецкой, которая, несмотря на трудности, нищету и голод, будет нести свою любовь к мужу — «пока смерть не разлучит нас»… Шесть тысяч верст пройдет она по мерзлой земле Сибири вместе с уголовными преступниками, прежде чем увидит своего сердечного друга в Благодатском руднике на добыче свинца. Очевидцы писали, что когда Трубецкая сквозь щель тюремного забора увидела мужа в кандалах, в оборванном и грязном тулупе, худого, бледного, последние силы покинули ее, и она упала в обморок. Но, придя в себя, Екатерина воскликнула:

— Любовь моя, жизнь моя, отныне мы вместе и навсегда!

Она осталась жить в поселке рудника только ради того, чтобы видеть своего возлюбленного, чтобы поддерживать его. Долгие годы она ела только черный хлеб, запивая его квасом. Ходила она в истрепанных башмаках и отморозила себе ноги… Свои теплые башмаки она переделала в шапку для товарища мужа, чтобы защитить его голову от падающих обломков породы.

Елена Владимировна Голицына-Трубецкая очень хотела быть похожей на героиню некрасовской поэмы «Русские женщины». И она в первый же год пребывания Андрея Трубецкого на джезказганских рудниках отправляется в казахстанскую степь, чтобы найти его обитель и обнять своего любимого. То, что увидела она, ее потрясло до глубины души. Жарища стояла невероятная, когда она приехала в поселок Рудник, песок из Бетпакдалы слепил глаза, забивал рот и скрежетал на зубах… А вокруг — низкие мазанки. Они спрятались за сопками, тут летал пух, вокруг грязь, пыль… Этот район городка называли «Шанхай». И там ей сказали, что ее муж, видимо, занят на карьере шахты 47-бис, долбит руду… Она сразу бросилась туда. Сам А.В. Трубецкой позже в своей книге «Пути неисповедимы (воспоминания: 1939–1955 годы)», изданной в Москве в 1997 году, об этом расскажет так:

«Была уже вторая половина рабочего дня. Мы сидели на дне котлована, опустившегося почти на метр, и лениво переговаривались, ожидая съема. Ко мне подошел и присел рядом тот самый бандеровец, который раньше работал поваром в лазаретной кухне. „Андрей, слушай, это не твоя жена там приехала? Вроде похожа, как на карточке показывал“. — „Где?!“ — „А вон, у вахты“.

Я вскочил сам не свой и быстро пошел между штабелями камней к проволоке. Меня как молнией ударило! Да, это была моя Елена. Она стояла недалеко от проволоки в стороне от вахты, увидала меня, приветливо махнула рукой, заулыбалась. Я прислонился к штабелю и мог только улыбаться, а она поднесла руку к лицу и поцеловала кольцо. Это движение сделал и я. В голове все смешалось, и мы молча стояли друг против друга. Потом Елена сказала: „Я добьюсь свидания“, — и отошла к вахте».

Конечно, Андрей Трубецкой понимал, что никакого свидания с Еленой ему не дадут, ибо порядки в лагере были прямо-таки фашистские, к тому же он за скверное поведение был отправлен в режимную бригаду.

Так оно и случилось — не разрешили свидания. Но уже на второй день Елена опять появилась у колючей проволоки близ карьера. А.В. Трубецкой писал:

«Я увидел ее, бодро спускавшуюся с переезда с рюкзаком за плечами, маленькую, стройную, всю какую-то собранную, и побежал навстречу. Потом весь карьер я шел рядом с ней только через проволоку. Она улыбалась этой неожиданности и тыкала пальцем в рюкзак, говоря: „Это тебе“. Потом зашла на вахту — маленький домик у ворот карьера с неоштукатуренными стенами и окошечком в нашу сторону. Скоро она вышла вместе с начальником конвоя, сержантом, и я слышал, как упрашивала его разрешить нам свидеться, передать передачу. Сержант, чувствовалось, колебался. Это был новый, не вчерашний конвой, а надзиратель в этот момент почему-то отсутствовал. На мое несчастье подъехал грузовик с солдатами и офицером. Они приехали за углем, который был сгружен на карьере. Сержант, видно, побоялся офицера и разрешил Елене только поговорить, да и то немного, через окошко вахты. Разговор был очень короткий и бессвязный: она мне о хлопотах для свидания, о передаче, я ей — свидания не дадут, но попробуй через начальника лагеря полковника Чечева, а так — уезжай. Да всякие возгласы: как ты, как дома, что братья?»