Максим Калашников - Робот и крест. Техносмысл русской идеи

То же можно сказать и про трудовых мигрантов, этих несчастных «детях Фукуямы». Ведь «отец глобализации» Френсис Фукуяма представил всех без исключения людей глобализованного мира, как «экономических кочевников»! Едва ли им доставляет счастье вечное расставание с родными краями, жизнь среди чужих людей в чужом суровом климате. Гораздо лучше для них было бы трудиться в родных краях, и обмениваться плодами своего труда с северным «Большим Братом», но для этого необходима соответствующая политика, по своей сути — ИМПЕРСКАЯ. Только так и возможно решить проблему «гастарбайтеров», а не «экзаменами по русскому языку и русской истории» для них, которые все равно не сделают представителей азиатских народов — русскими.

В настоящий момент центральноазиатское пространство сделалось фактором, ускоряющим гибель русского народа, и требуется повернуть ситуацию с точностью до обратного, стабилизировать же ее нет смысла, ибо это — невозможно по причинам, истекающим из самой географии, т. е. от самой матери-земли.

Какие же практические выводы можно сделать из столь длинных географических и исторических рассуждений?

Во-первых — необходимость признания Средней Азии зоной жизненных интересов Руси, а Ирана — политическим и военным союзником.

Во-вторых — строительство новых транспортных путей, скрепляющих Среднюю Азию. Например, необходимо построить железные дороги, спрямляющие путь по уже проложенным. Дальше — прокладка транспортных путей в Иран и Индию через Афганистан и Пакистан (при условии установления в этих странах мира при помощи Ирана).

Развитие портового хозяйства и кораблестроения в Иране. Долговременные военно-политические и экономические договоренности с Индией и Ираном. Выход Руси к теплым морям, создание Южного Флота (как военно-морского, так и торгового).

Но… В данное время правящая верхушка России упоенно продолжает торговлю сквозь «Окно в Европу», сделавшееся ныне «Окном в Глобализм». В ту сторону она поставляет нефть, газ и цветные металлы. Обратно… Что в реальности мы получим обратно? Об этом остается лишь гадать, вспоминая все, чему научила нас история…

Какую организацию пространства требует от нас идея? Несомненно, она требует Империи.

Изможденные люди шагают по чужой, далекой земле. В их лица въелась пыль дальних дорог, где-нибудь под одеждой, поближе к сердцу, у каждого из них спрятан предмет, напоминающий о родине и доме. Как давно остались те времена, когда их ноги ступали по родным землям, теперь они возвращаются лишь в зыбких походных снах. А как глаза воинов раскрываются, то видят только лишь дорогу, по которой надо идти и идти дальше.

Сколько друзей погибло в боях с разными народами и племенами, что встречались им по дороге! А еще диковинные, неведомые на родине болезни, чудовищный климат чужих мест, свирепые звери чужеземных лесов да степей. И ближе к привалу, когда уже из души и тела вытекают последние силы, каждый воин обязательно тихо разговаривает с кем-то невидимым, кого уже нет на Земле…

Местные народы смотрят на людей Империи со страхом. И с уважением. Они отлично знают, что такое война, их земли пропитаны кровью так, что вонзающийся в пашню плуг иной раз делается красным. Здесь каждое племя имеет множество кровных врагов, которым надо во что бы то ни стало отомстить, но и сами мстящие тоже являются кровными врагами множеству народов, а, значит — объектами мести. Ножи здесь направлены сразу во все стороны, их лезвия жаждут крови. Это неизбежно, когда земли — мало, а людей — много, и судьба каждого из них скрывается на острие блестящего кинжала.

Им хорошо понятна ненависть и война, но не понятны люди Империи. Откуда у них здесь кровные враги, если сами они пришли с другой стороны света, и прежде тут никого не знали и не ведали?! Может, они пришли просто грабить, что тут тоже всем знакомо, едва ли не каждый день кто-то грабит или кого-то грабят?! Так разве же награбить им тут на всех, их же вон как много! Да и не дотащить им награбленное до их земель, они же, поди, далеко-далеко, не в соседнем ауле…

Цель явления людей Империи была непонятна, непонятны и сами пришедшие люди. И выбор для аборигенов оставался невеликим: либо прекратить кровную вражду всех со всеми, и сообща давать отпор пришельцам, либо сдаваться на их милость, что тоже означало прекращение вражды друг с другом.

Чаще всего народы сначала объединялись и давали отпор, потом терпели поражение и волей-неволей вливались в Империю, обращаясь в частицу ее тела. При этом имперские люди оставались для них такими же непонятными. Они дивились их взглядам — вовсе не кровожадным, какие подобает (по их мнению) иметь воинам, но устремленным куда-то вдаль и ввысь, словно этим людям известно что-то большое, недоступное пониманию аборигенов. Они дивились их странному великодушию, ведь, будь сами на их месте — обязательно бы обратили сопротивлявшихся в кровавое удобрение для опаленной солнцем земли. А они почему-то так часто милуют, и убивают лишь тех, кто идет против них с оружием в руках, и только в бою. Вроде бы, закономерно истреблять женщин и детей враждебного рода, так быстрее всего его изничтожишь, а для них тут все рода враждебны… Но нет, не убивают, даже подкармливают детишек, чем могут.