Георгий Арбатов - Человек системы

Нередко этими тяготами истории объясняют и известную социальную и экономическую отсталость России, необычную покорность, а в чем-то и забитость ее народа, его готовность к огромным жертвам, лишениям и несправедливостям во имя целей, указанных вождями. В этом же пытаются найти оправдание и нашей отсталости во многих сферах жизни, и архаичности многих социальных институтов и идеологических воззрений.

Думаю, что особенно в свете опыта XX века такие взгляды не выдерживают критики. Мы стали свидетелями поразительно быстрого восстановления и прогресса многих стран, в частности после Второй мировой войны. Япония, одновременно решавшая сложнейшие задачи избавления от пережитков феодализма и многовековой изоляции, восстановления после страшных бомбардировок, в том числе атомных, – один из ярких тому примеров. Южная Корея, превращенная после мировой и корейской войн в груды щебня, не говоря о людских потерях, – тоже очень красноречивый пример. То же самое можно сказать о Германии и ряде других стран. Менее драматичны, но весьма убедительны примеры Италии и Испании, из «бедняков Европы» быстро ставших процветающими государствами.

К сожалению, одержав блестящую и стоившую нам так дорого победу над фашизмом в сороковых годах XX века, в реформировании страны мы не преуспели.

Уже полвека мы от чего-то отходим, а к чему-то никак не придем. Сегодня, в начале XXI века, положение у страны особенно сложное и неопределенное. За полвека у нас переменилось экономическое и социальное устройство, сменились семь лидеров. И нынешний стоит перед труднейшими задачами.

В.В. Путин пришел к власти, когда люди устали от слабости государства и неразберихи, царившей в обществе. И он первым делом постарался государство укрепить. Складывается, однако, впечатление, что вместо этого укрепилось, стало неуправляемым и всевластным во много раз выросшее чиновничество, взявшее себе в заложники и государство, и самого президента.

При всех высоких рейтингах популярности Путина чиновничество, по сути, превратилось в главную реальную опору высшей власти, оттеснив далеко на задний план и парламент, и судебную систему, и региональные органы управления. При такой концентрации власти неизбежно начинается межклановая борьба (в данном случае «семья» против «силовиков» и «питерцев»). Это бывает в любом государстве, даже там, где прочны устои демократии и где президент приходит к власти от победившей на выборах партии, вместе с ее программой и правительственной командой (в том числе в США). Но в авторитарном государстве, как ранее в СССР, или в стране молодой и неразвитой демократии, как сейчас в России, эта межклановая борьба «вокруг трона» становится определяющим фактором всей внутренней и внешней политики, подменяя собой открытый цивилизованный политический процесс, взаимное сдерживание и взаимодействие разных ветвей и разных уровней власти. И эта сшибка кланов может привести к полному хаосу государственную политику по всем направлениям.

Настоящей преградой беспределу чиновников могут быть лишь сильный и независимый парламент, крупные партии и свободные СМИ, настоящее гражданское общество, то есть все те, кого во имя усиления государства в последнее время ощутимо поприжали. Между тем демократический лидер, если он таковым является не на словах, а на деле, должен был бы как раз всемерно холить и лелеять эти молодые ростки демократии хотя бы как залог своего контроля над огромной бюрократической машиной.

Пока самое ощутимое, что сделал Путин за два прошедших года, – это вторая чеченская война, прибранные к рукам Дума и губернаторы, два закрытых независимых телеканала и усилившийся нажим на печать да еще «новая» советско-царистская государственная символика. С этим балансом триумфальное окончание первого срока президентства становится более чем сложным, особенно если хуже пойдут дела в экономике. Правда, в ней был сделан ряд правильных, хотя и половинчатых шагов, а во внешней политике после американской трагедии 11 сентября 2001 года достаточно решительно избран курс на сотрудничество с цивилизованным миром по вопросам международной безопасности.

Эта внутренняя противоречивость политики Путина делает ее весьма непредсказуемой, заставляет всех в России и за рубежом постоянно гадать: что тут тактика, а что стратегия? Ясно, однако, что сближение с Западом будет оставаться тактическим и поверхностным, пока эти противоречия не устранены и внутренняя политика не приведена в соответствие с внешней. Более того, стремясь к сотрудничеству с США, Западной Европой и Японией, но чувствуя свою уязвимость для критики по внутренним делам, Путин подчас идет гораздо дальше в односторонних внешнеполитических уступках, чем нужно было бы, если бы на внутреннем демократическом фронте все обстояло хорошо. Ясно и то, что рано или поздно президенту придется делать выбор, и чем позже – тем это будет труднее.