Сергей Беляков - Тень Мазепы. Украинская нация в эпоху Гоголя

Высокообразованные господа вспоминали Киевскую Русь, разыскивали в очертаниях киевских церквей, перестроенных еще при Мазепе в манере «украинского барокко», следы древности. Их интересовал Киев воображаемый, а не реальный. Из письма А. С. Грибоедова В. Ф. Одоевскому от 10 июня 1825 года: «Сам я в древнем Киеве <���…> Здесь я пожил с умершими. Владимиры и Ярославы совершенно овладели моим воображением; за ними едва вскользь заметил я настоящее поколение; как они мыслят и что творят – русские чиновники и польские помещики, Бог ведает» [60].

Помимо уцелевших древностей и книжных воспоминаний Киев мог поразить воображение своим необыкновенным местоположением. Красивейший берег Днепра и сам город, живописно расположенный на холмах, восхищали даже самых искушенных и привередливых наблюдателей.

Русские путешественники обычно приезжали в город с востока, через Бровары. Ранним утром их перевозили через прекрасный и величественный Днепр. В его чистых водах отражались маковки церквей. Вид на Киево-Печерскую лавру завораживал и русских чиновников, и малороссийских крестьян. Так же должен был их впечатлить и отъезд. Даже жёлчный и наблюдательный И. М. Долгорукий перед отъездом любовался красотами Киева с высот Андреевской горы: «Нет ничего прекраснее сего зрелища. <���…> Думаю, что в целой России нет ему подобного. Долго я не мог усидеть в коляске: сяду и опять вон; оборочусь назад – и смотрю на Киев» [61].

У города с древнерусским прошлым, польским настоящим будет и будущее, не только русское, о котором мы, дай бог, когда-нибудь поговорим, но и украинское. Его провозвестником будет Н. В. Гоголь. Несколько месяцев подряд, начиная с лета 1833-го, он будет уговаривать Максимовича перебраться в Киев: «Бросьте в самом деле кацапию, да поезжайте в гетьманщину. Я сам думаю то же сделать и на следующий год махнуть отсюда. Дурни мы, право, как рассудишь хорошенько. Для чего и кому мы жертвуем всем. Едем!» [62]

Гоголь торопил друга, упрекал, уговаривал, соблазнял прелестями жизни на юге, на берегах Днепра: «Туда, туда! в Киев! в древний, в прекрасный Киев! <���…> Он наш, он не их, не правда? Там или вокруг него деялись дела старины нашей» [63].

Максимович в то время жил в Москве, Гоголь – в Петербурге, где к нему пришла громкая слава. Киев никак не мог сравниться с блистательным Петербургом, современной, богатой и благоустроенной столицей, которую украшали уже и Зимний дворец, и ростральные колонны. Но из Петербурга Киев выглядел совсем иначе. Забывались немощеные улицы, темные и грязные, иноплеменная речь, бедные хаты. В памяти оставались великая история и роскошная южная природа: «В моем ли прекрасном древнем обетованном Киеве, увенчанном многоплодными садами, опоясанном моим южным прекрасным чудным небом, упоительными ночами, где гора обсыпана кустарниками с своими так гармоническими обрывами и подмывающий ее мой чистый и быстрый мой Днепр» [64], – писал Гоголь в 1834 году.

Медленно, шаг за шагом, Киев начнет перехватывать роль неофициальной столицы у Харькова и Полтавы. Пока Харьков всё больше русифицировался, а Полтава обращалась из малороссийской столицы в обыкновенный губернский город, Киев, как и положено настоящей столице, начал привлекать ярких и талантливых малороссиян со всех краев. Максимович поселится там, став профессором и деканом, а некоторое время даже будет ректором университета. Николай Костомаров получит приглашение в Киевский университет и прочтет там свою первую лекцию. К тому времени в Киеве будет жить и Пантелеймон Кулиш. Наконец, сам Тарас Шевченко, уже признанный, популярный, любимый образованными украинцами поэт, автор «Кобзаря» и «Гайдамаков», решит обосноваться в Киеве. Он будет участвовать в конкурсе на место учителя рисования при университете и благодаря личным связям получит эту должность.

Давние знакомые, Кулиш, Шевченко и Костомаров, собирались в квартире своего товарища Николая (Миколы) Гулака на заседания своего тайного общества – Кирилло-Мефодиевского братства. Эта организация, которую историки часто называют чуть ли не первым проявлением современного украинского национализма, тоже появилась в Киеве. Если бы не Кирилло-Мефодиевское дело, жить бы Тарасу Григорьевичу не в Орской крепости, не в Новопетровском укреплении, а в прекрасном Киеве. Но не суждено было ему воспевать величие древней столицы. А потому передадим слово другому украинскому поэту, старшему современнику автора «Кобзаря» – Евгению Гребенке: «Как красив ты, мой родной Киев! добрый город, святой город! как ты красив, как ты светел, мой седой старик! Что солнце между планетами, что царь между народом, то Киев между городами» [65].