Николай Погодин - Старая Калужская по-новому

Прошла — хорошо. Работали, как работали всегда, не лучше, не хуже других. Даже признавалось, что неплохо работали, ибо из старых самочерпок что-нибудь новое уже никак невозможно было получить. Так полагали и специалисты.

А самочерпки — бумагоделательные машины — имеют внешность, напоминающую шарабаны, — дрендулоты уездных воинских начальников, что страшным скрипом и воем пугали посады и деревни.

То-есть все, конечно, в этих самочерпках имеется и серьезно именуется чистителями, валиками, латунными валами, валами-дэнди, сушильными барабанами, сатинерами и увлажнителями, но кажется, что все это дело вот сию минуту, вдруг, на твоих глазах рухнет тебе под ноги и от вала-дэнди и сатинера останется один прах. Лета одной самочерпки я точно установить никак не мог. Главный инженер группы б. Говардовских фабрик говорил, — ей будет лет шестьдесят. Старожилы побожились — сто. По марки ее никто не знал. Она — интернациональна. Помесь многих стран, многих изобретений, возникавших за ее жизнь. Покупали части — подгоняли. Кое-что сами „на гвоздях" пристраивали, подвязывали. Двигалась. А так как оплата рабочих здесь была очень низка, то и такая машина давала хозяевам прибыль. В наших условиях, при современном тарифе, такое оборудование — гроб. И вторично в 1927 году в Бумажном тресте заговорили совершенно настойчиво, — как же быть с Полотияно-Заводской фабрикой?

Тов. Кантор тогда опубликовал в газетах истинные факты катастрофического положения с себестоимостью бумаги и демонстрировал Полотняно-Заводскую фабрику, как самый грустный пример! Стоимость тряпичной полумассы доходила здесь до восьмисот рублей. Себестоимость бумаги в 1926/27 г. определялась в 526 рублей 50 коп. за тонну.

Спорить было не о чем. Замок на двери — вот все итоги.

Пришлось тогда доложить рабочим о перспективе фабрики.

— Так работать нельзя.

Трагически складывалась судьба фабрики. Рабочие и без докладов понимали, что так работать нельзя, но — какая же их вина, если машины лучше не везут? Переоборудовать?.. Опять-таки выгоднее построить новую фабрику в ином месте, более удобном. Значит, бросить все и расходиться, куда глаза глядят… Нехорошие были дни. Безнадежность рождала злобу. Толковали по-разному, и не один человек, конечно, в горькую минуту ругал советскую власть: „Вместо того, чтобы промышленность налаживать, фабрики закрывают. Хозяева!"

А делать все-таки что-нибудь надо было. Неужели так-таки и остановится фабрика? Так бывает с людьми в минуту большой опасности; глядят и не верят: — неужели? И вдруг в какое-то мгновение вскипает и наполняет мускулы воля к борьбе. Тогда переходят чертовы мосты, бросаются в огонь, свершают дела, именуемые чудесными в серенькой действительности нашего привычного плавного движения.

Красивых жестов, романтики пафоса, конечно, не было. Это — жизнь, и притом трудовая, суровая. Полотнянские рабочие, как-то особенно отчетливо усвоив, что многое зависит от их коллектива, стали бороться за старую фабрику. Пугал и останов фабрики, и самолюбие в конце концов у стариков и молодых было задето. А уж ежели у нашего мастера самолюбие задеть, то он и в самом деле подкует блоху.

Началась борьба по линии хозяйствования. Упрямо и вдумчиво здесь экономили в таких мелочах, которых у нас не видят, не знают.

Осматривал я вращающиеся котлы, где распаривается тряпье, прежде чем перейти в промывочные роллы, и никак не мог по началу понять, на чем тут можно скопить экономию. Вращается чугунный шар, в нем парятся тряпки, — какая же тут рационализация?

Мне заметили:

— А топливо?.. Расход пара?.. Можно котел час нагревать без толку, можно через полчаса пустить. Можно дать излишне высокую температуру, можно дать нормальную. Избегать простоев, вовремя закончить процесс… Головой работать надо.

А в подтверждение того, как можно головой работать и как сумели экономить рабочие, я вам приведу такие цифры.

Расход топлива на 1 тонну бумаги: в 1925/26 г. — 2,227 кг, в 1926/27 г. — 1,889 кг. {год перелома), в 1927/28 г. — 1,745 кг.

Сокращение расходования пара прямо удешевляет себестоимость тряпичной полумассы. Тут же выясняют, что тряпку браковать при сортировке можно осмотрительней, наконец заявляют и доказывают, что и брак можно использовать при хозяйской сноровке. Приходится сознаться еще, что на тряпке работали липшие люди… Мелочи… Крохоборство… Но Форд, говорят, заливает свои калоши. Эти мелочи дали разительный результат.

Если в 1925/26 году себестоимость тонны тряпичной полумассы достигала 800 рублей, то теперь она сошла до 462 рублей 6 коп.