Александр Шуваев - Украинский скальпель

А каждый отдельно взятый рядовой бюджетник, голосуя против** «Единой России», в том декабре просто-напросто проголосовал против родного начальника. Декана, директора школы, главного врача, завуча, заведующего отделом, начмеда, — у каждого свой набор, но все они, как один, единороссы. Начиная с определенного уровня исключений практически не было. А те, которые есть, только подтверждают правило.

Я возьму на себя смелость утверждать, что это именно они проложили дорогу Майдану, грянувшему спустя два года. Нормальный человек голосует сердцем, а если его заставили сделать то, что ему противно, то он чувствует себя слегка изнасилованным. Более или менее, в зависимости от характера вынужденного деяния. Даже если ему объяснили, что так будет разумнее, поскольку в случае неповиновения — ой-ей-ей! А он вынужден притворяться, что согласен. Притворяется, а сам с удовольствием убил бы. Вот мы, — помимо всего прочего! — подумав, что будет, если устроить бучу в декабре месяце, того… уступили грубому насилию. Повторяю, — помимо того, что мы очень хорошо знаем, как у нас принято поступать с теми, кто вякает.

Помимо того, что мы твердо знаем, — НИКТО не заступится за вякающего, ни коллектив, ни профсоюзы, а знакомые перестанут здороваться.

У нас еще было и понимание: после революции бывает только хуже, а ВТОРАЯ революция за четверть века — и вообще перебор. Такой, что и не вылезем. Вот только ощущение легкой изнасилованности от этого не проходит. Умно — не умно, а ты поддался, тебя в очередной раз нагнули. Опять стерпел, когда хочется убить, причем за дело.

Ну, а как это выглядит со стороны? Рабы по своей натуре русские снова дали себе плюнуть в рожу и снова стерпели. А мы вот, — не стали терпеть, мы захотели, — и прогнали поганого компрадора! И плевать, кто его сменит: он всегда будет помнить, что мы можем точно так же прогнать и его. Поневоле будет считаться, с оглядочкой действовать. Поостережется хамить без крайней-то нужды. Так что мы, — Украинцы! — люди, мы отважные, мы победили, а русские — рабы, ватники, их так и будут пороть на конюшне и гнуть в три погибели.

Господа, а ведь Майдан показал, что выбор-то у нас совсем невелик. Более того: и раньше-то был-то невелик, а после Майдана еще сузился. Теперь каждая мразь из числа Россейского Начальства, этой истинной Пятой Колонны, помимо всего прочего, будет ссылаться на Украинские события?

Ах, ты против закрытия поликлиники? Да ты, наверное, сторонник Майдана? Госдеповские доллары отрабатываешь?

Ты что, против меня? Значит, — против власти? Значит, — против Путина?!! Да ты, как я погляжу, из Пятой Колонны? Так что, на виду, всего два варианта.

Наша Пятая Колонна остается там, где была, то есть у власти. По- прежнему будет врать, посылать дутые отчеты о мнимых успехах и разворовывать казну, буквально вылизывая ее досуха. По-прежнему будет нас давить без жалости, по ноздри вбивая в землю тех, кто вякает. Погнием некоторое время, и подохнем от водки и безнадежности.

Второй вариант: в какой-то момент срываемся со стопора с концами. Как раз в тот неудачный и совершенно неожиданный момент, когда наше начальство окончательно обнаглеет, наконец, соптимиздив все на полный оптимиздец. Настолько, что вконец разучиться думать и потеряет чутье. Тогда мы с острым наслаждением, высоким душевным подъемом, который люди, видимо, испытывали на Майдане, устроим что-то вроде у себя, только, понятно, в куда большем масштабе. Если на зиму, как в 2011, то до июня доживет процентов сорок, на юге.

Поступать так, как велит сердце, — неслыханная, наивысшая роскошь и самое высшее наслаждение, но страшнейший риск всегда, и большая глупость почти всегда.

Быть благоразумненьким, — благоразумно, но есть риск прожить жизнь в таком отвращении к самому себе, что и жить-то ни к чему. Все пойдет наперекосяк, все сгниет и развалится, ни в чем не будет удачи.

А «макаревичи»… Что «макаревичи»? У них есть свой идеал хорошей жизни: иметь возможность в любой момент сесть в самолет (причем деньги на билет у тебя есть), — и махнуть, без границ, хоть в Нант, хоть в Лос-Анджелос, хоть в Бангкок. Идти там по улице, — и все тебе улыбаются. Зайти в приглянувшееся кафе (непременно «маленькое и уютное», а у тебя, при этом? золотая «Visa»), и к тебе подходит добродушный, улыбающийся, немолодой официант, и спрашивает по-ихнему: «Что изволите?» — а вы можете изволить все, и он это видит, он опытный, и такое у вас с ним взаимопонимание, как будто вы братья. А потом подает… И такое все немыслимо, ЩЕМЯЩЕ вкусное… А ты никуда не торопишься и рассеянно сидишь, занятый своими мыслями. И, откушав кофию, так же неторопливо выходишь на улицу.