Егор Титов - «Спартак» – наше всё. Откровения кумира красно-белых

Стадион стараюсь покидать в одиночестве или в обществе кого-то из партнеров по команде, потому что у нас одно состояние и мы можем молчать, друг друга не напрягая. Ужасно не люблю ехать с человеком, с которым отношения не такие близкие. Тогда нужно искусственно поддерживать разговор, а мне совсем не до этого! Внутри-то все бурлит. И в такой ситуации мне обидно за людей, потому что я их ставлю в неловкое положение. Они не знают, как себя вести. Дабы этого избежать, я лучше замаскируюсь и буду передвигаться пешком.

Когда меня ничто не давит извне и я могу оставаться самим собой, то просто замыкаюсь. Состояние агрессии и досады сменяется ощущением беспросветной пустоты. Мыслей вообще никаких нет. Сидишь, как зомби, и ждешь, когда тебя привезут домой. Там снова начинаешь пережевывать все девяносто минут болезненного матча. Воспоминание о любом эпизоде вытаскивает на поверхность цепочку подобных ситуаций, и ты принимаешься себя корить: почему сыграл так, а не иначе. Надо было вот так!

Заснуть практически нереально. Часов до трех-четырех ночи даже не следует пытаться. Потом, когда одолевает усталость и уровень адреналина в крови опускается до нормальной отметки, погружаешься в забытье. Обязательно видишь сны, в которых воскрешаются ключевые моменты. С той лишь разницей, что во сне играешь так, как следовало бы сыграть. Наяву гола не было, а тут я его забил. Наверное, мозгу тяжело держать в себе всю эту аналитику, вот он от нее таким образом и избавляется.

Завершая тему, расскажу, как я избавил свой мозг от самого болезненного переживания из-за поражения. Случилось это осенью далекого 1998-го. Перед встречей с ЦСКА Лом-Али Ибрагимов нам с Ильей Цымбаларем показал по четвертой желтой карточке, которые автоматически обернулись дисквалификацией. И на поединок с главным конкурентом наша команда вышла без двух центральных полузащитников. Не зря футболисты говорят, что играть проще, чем сидеть на трибуне. Не то слово! На поле ты в центре событий, твои эмоции направлены в нужное русло. А когда сидишь и ничем не можешь помочь партнерам, внутри полыхает такой пожар, что кровь стучит в висках и сердце сжимается так, будто кто-то сдавливает его клещами. Тогда, наверное, уже со второй минуты я почувствовал, что грянет гром. У армейцев был зубодробительный настрой, они творили чудеса. И вот на табло стало высвечиваться: ноль-один; ноль-два; ноль-три, – я не знал, куда мне от душевной боли и стыда деваться. До финального свистка не продержался, вскочил и как ошпаренный помчался домой. В голове не укладывалось: мы, «Спартак», чемпионы, проиграли в пух и прах (один-четыре) самому заклятому своему сопернику, с которым обычно разбирались без особых проблем. Дома, когда смотрел повторы голов по телевизору, мне казалось, будто это я стоял в наших воротах и только я один виноват в той трагедии. Потом месяцы, недели и дни считал до следующей встречи с ЦСКА. И в 1999 году мы с армейцами с лихвой поквитались. Победили в двух матчах, в одном из которых крупно: четыре-ноль. Я тогда забил и две голевые передачи отдал. Это была сладкая месть! Мы отмазались и показали всем, кто в доме истинный хозяин. Именно таким способом и нужно вычеркивать поражения из своей памяти. Тогда она будет открыта для более приятных моментов твоей жизни.

Через футбол я узнал многое, в том числе и то, что у нормального человека вызывает чувство страха. В детстве, вот не поверите, я думал: это же безумно больно, когда хирург операцию делает и скальпелем человека режет! И как это можно вытерпеть? Я тогда знать не знал, что есть такое спасительное средство – наркоз.

Раньше, когда слышал слово «операция», ощущал неприятный холодок внутри, а сегодня могу про эти операции рассказывать часами. В общей сложности их у меня было четыре. И не факт, что больше не будет. Но это тоже интересно. Такая странная мужская романтика. Как на фронте: у меня было четыре ранения, а я все еще в строю.

Впервые я загремел на стол к хирургам в семнадцать лет. В 1993 году в Сокольническом манеже на старом «убийственном» покрытии у меня полетел мениск на левой ноге. В тот день мы с моим другом Серегой Федоренковым собирались пойти на дискотеку. Не менять же планы?! Я жгутом перетянул себе колено, еще радовался: какой там лед, какие врачи, вот как надо! Фиксатор и впрямь получился отменным. Весь вечер танцевал – хоть бы что, а проснувшись на следующее утро, ужаснулся: колено разнесло до размеров головы теленка. Мне надо было мчаться в Тарасовку, а я встать с кровати не мог. Позвонил отцу, он приехал за мной на машине и отвез на базу. Сергеич Васильков только меня увидел, нахмурился: все ясно, погнали в ЦИТО. Там откачали жидкость из сустава, сделали снимок и вынесли приговор. Вот тогда у меня начался легкий мандраж. Мама и вовсе, когда услышала о необходимости операции, разрыдалась.