Отсюда многогранность и в то же время некоторая «законченность», «закругленность» представлений о нашем классике. Пушкин, по мнению большинства представителей русской эмиграции, и единственный истинный поэт, и прозаик, и основатель русского национального языка, и создатель русской национальной литературы. Он же сторонник самодержавия, абсолютной монархии, государственник, преданный государю и готовый на любые жертвы ради него; верующий человек, преданный догматам православной церкви; категорический противник каких-либо социальных взрывов, более чем критически воспринявший трагедию декабристов. Говоря иными словами, Пушкин воплотил идеальную во всех проявлениях форму национального космоса. Таким образом, в публицистике эмигрантов появлялся не реальный, исторически конкретный, а во многом мифологизированный образ русского поэта. Установка на мифологизацию личности и творчества Пушкина – это то, что роднит публицистику восточной ветви русской эмиграции с пушкинианой «русского Запада».
Кульминацией мифологизации образа поэта стала повсеместно (на Западе и на Востоке) отмечаемая 100-летняя годовщина со дня его гибели. Не было ни одного газетного и журнального издания, где не встречались бы публикации о Пушкине. Они касались самых разных сторон его биографии и творчества: любовные похождения, отношение к друзьям, поездка в Оренбургскую губернию в поисках материала для «Капитанской дочки», обстоятельства дуэли и смерти; размышления, порой прямолинейные, об отдельных произведениях. Имена авторов не ограничиваются теми, кто непосредственно был связан с литературной, критической или журналистской деятельностью. Здесь поражает пестрота профессиональных занятий и интересов авторов. Поэтому многие статьи носили познавательный, просветительский характер, представляли перевод на язык обыденного понимания многих известных фактов и сведений. Но этот перевод осуществлялся с установкой на особый стиль, на особую манеру изложения мыслей и фактов. Склонность эмигрантов к мифологизации не ограничивалась одним только Пушкиным. Мифологизированной становилась вся русская литература XIX века, а за нею – и русская культура, и русская история. В этом заключается свое обаяние – тексты эмигрантов, большей частью романтизированные, «одухотворенные», читаются как поэтический миф. Эти тексты интересны и востребованы в том числе с точки зрения культурной и духовной биографии самих эмигрантов, попавших в жернова истории и трагически переживавших свой разрыв с Родиной.
* * *
Материал, к которому обращались составители настоящей книги, предсказуемо оказался объемным, разноплановым, что кардинально изменило стратегию введения в научный оборот критико-публицистического наследия русской эмиграции в Китае. Первую часть книги составили статьи, посвященные А. С. Пушкину. При благоприятных обстоятельствах планируется подготовить и издать сборники публикаций о поэтах и писателях XVIII в. и, большей частью – XIX в. (Гоголь, Лермонтов, Тургенев, Толстой, Тютчев, Достоевский, Чехов и многие другие).
В. Мехтиев
Недавно в Париже, в издании YMCA-ПРЕСС, вышла в свет интересная книга К. Мочульского «Духовный мир Гоголя» {1}, – небольшая, всего 145 страниц, но густо насыщенная хорошо продуманными мыслями, часто оригинальная и смело идущая вразрез с установившимися «вековыми» традициями, которых и вокруг биографии, и вокруг творчества Гоголя накопилось слишком много.
К. Мочульский пересмотрел житейские и литературные отношения Гоголя с некоторыми лицами, связанными с ним взаимовлиянием, и многие и многие озарились, в пересмотре исследователя, новым светом. Не все пересмотры удачны, но интересны, безусловно, все. Как блестящий пример укажу на опыт реабилитации г. Мочульским пресловутого Ржевского священника-аскета, отца Матвея Константиновского {2}, который слишком 80 лет слыл злым гением Гоголя, губителем его литературного таланта, виновником сожжения второго тома «Мертвых душ» и чуть ли не самой смерти писателя от аскетического «запощеванства».
Пересматривает г. Мочульский и отношения между Гоголем и Пушкиным. Поводом к тому послужило некоторое разногласие о них в автобиографических показаниях Гоголя. «В Авторской Исповеди» Гоголь утверждает, что он обязан Пушкину: 1) сюжетами двух главных своих произведений – «Ревизора» и «Мертвых душ»; 2) изменением направления всего своего творчества (из праздного зубоскальства оно становится служением человечеству); 3) самым фактом своего писательства (без Пушкина «оно, может быть, исчезнуло бы») {3}.
Читать дальше