Конечно, это всего лишь автомобиль, но маленькая Альфа-Ромео в его сознании была символом всего того, без чего обходится весь советский народ – не столько роскоши, но и новаторских разработок.
– Прошу прощения!
Женский голос быстро вывел из мира автомобильных грёз, и он понял, что чуть не врезался в эту женщину. Но когда обернулся на неё посмотреть, то понял, что женщина была… ничуть не хуже машины из его фантазий. Ростом она почти с Михаила, и даже под пальто угадывалась хорошая фигура. Черты лица тонкие, красивыет бирюзовые глаза, зубы чуть видны из-под полной верхней губы. По-русски говорила с заметным западным акцентом. Британка?
– О, это вы меня простите, – настаивал Михаил. – Что-то я совсем размечтался!
– Как и я, со мной так часто бывает, – охотно ответила она. – Просто чудо, что меня до сих пор не сбила машина.
Он улыбнулся.
– Машины… о них-то я и мечтал.
Она сверкнула улыбкой, от которой Михаил почувствовал слабость в ногах:
– О, я люблю машины! Мой отец их коллекционирует.
– Коллекционирует? – он слышал о таком – это хобби миллионеров. – Ваш отец, должно быть, очень богат.
Она слегка задумалась, из-под серой вязаной шапки выбился белый локон и упал на лоб. Она затолкала его обратно.
– Не богат, но вполне обеспечен.
«Обеспечен? – крикнул Михаил про себя. – Не с одной, не с двумя, а с целой коллекцией машин?»
– А какие машины собирает ваш отец?
– О, он любит, как мы говорим в Америке, «мускулистые машины».
Америка! Давно не разговаривал с янки.
– Машины… с мускулами? Быстрые машины? Или те, что возят большие грузы?
– Быстрые машины! – рассмеялась она. – Не очень дорогие, за ними гоняются коллекционеры. Когда в семидесятых бензин очень подорожал, мускулистые машины вышли из моды, их можно было купить за бесценок. – Она протянула руку в перчатке. – Меня зовут Алессия.
– Алессия, – повторил он. Пожал её руку, и нашёл, что для женщины пожатие крепкое. – Никогда не слышал такого имени.
– О, оно итальянское.
– Но вы американка.
– Многие из нас – дети недавних иммигрантов. – Недавних по европейским меркам, во всяком случае. Отец моей матери прибыл из Италии.
– Интересно! – сказал он, подумав, что таких американцев наверняка считали нечистокровными.
Почувствовал какое-то усилие и понял, что она деликатно пытается высвободить свою руку. Михаил как-то не осознал, что рукопожатие затянулось. Тут же её выпустил и перевёл дыхание, чтобы успокоить нервы.
– А вас? – подсказала она.
До него не сразу дошло, что она имеет в виду.
– О! Меня зовут Михаил!
– Как Барышникова, – ответила она, кивнув. – Очень приятно. Я приехала сюда только на несколько недель. Мне здесь очень интересно.
– О, как бы я хотел посетить вашу страну. Но это, конечно, запрещено. Когда-нибудь, возможно.
Она улыбнулась.
– Я не сомневаюсь, что наступит время, когда мы с вами сможем свободно ездить из одной страны в другую. Почему бы и нет?
Он просиял.
– Вы будто повторяете мои слова! Я никогда не понимал этой враждебности между нашими странами. Конечно же, у нас разные экономические системы. И что с того? Это же не повод так изолироваться, если подумать.
Она кивнула и посмотрела на него оценивающе.
– Послушайте, я собиралась пойти вон в то кафе через дорогу, хочется горячего кофе. Мне нужно чем-то согреться. Хотите ко мне присоединиться? Я обожаю разговаривать с местными жителями, и я была бы очень рада рассказать вам о своей стране.
Михаил чувствовал, что лучше ему пойти домой. Рада его со свету сживёт, если он придёт поздно. И, что ещё хуже, он знал, что, если его увидят с американкой, ему грозит разбирательство.
– Пожалуй, мне уже пора домой.
Она посмотрела себе под ноги, явно разочарованная.
– Что ж, ничего не поделаешь. Полагаю, что мысль о том, чтобы посидеть с американкой, пугает большинство россиян.
Михаил побледнел. Он всегда реагирова как ребёнок, когда кто-нибудь называл его трусом.
Он поднял голову.
– Мне сегодня погода не кажется холодной, но чашка кофе – это превосходная идея, – ответил он.
Перешли улицу и вошли в кафе. Несколько лет назад Михаил прочитал рассказ американского писателя Эрнеста Хемингуэя под названием «Там, где чисто, светло». Они с Ярославом поспорили о его смысле: Михаил настаивал на том, что рассказ нужно досконально анализировать в плане символизма и метафор, а Ярослав утверждал, что рассказ просто о глухом старике, который сидел в кафе и пил бренди.
Читать дальше