Моя великодушная Подруга так до конца жизни и осталась неисправимым романтиком, мечтающим великими делами перевернуть мир. Она надорвалась, и неизлечимая, страшная болезнь изглодала ее в расцвете лет. Но все это будет потом, потом, а тогда она сыграла в моей жизни роль человека, переломившего всесильную судьбу.
Она перетянула меня с моторного завода, где я была секретарем комитета комсомола по идеологии, в обком комсомола и определила меня на должность заведующей лекторской группой, которая свела меня с самыми разными людьми и самыми запутанными судьбами, заставила видеть во всем непостижимом разнообразии этот, не устающий удивлять мир и чувствовать неукротимый и непредсказуемый пульс жизни. Мы мотались с ней по Тюменским северам, не успевая запоминать адреса ударных строек: Надым и Уренгой, Нижневартовск и Сургут, Березово и Игрим, Когалым и Тобольск. Мы видели, как в буреломной тайге и непролазных болотах росли города и прокладывались многослойным настилом, будто слоеные пирожки, дороги, как высились нефтяные вышки и горели газовые факелы. Мы видели удивительных людей, становившихся сильней суровой природы и неукротимой стихии заполярного севера. Эти люди получали немалые деньги, но они работали не за деньги, за деньги так работать невозможно. Все та же романтика переполняла их и удесятеряла силы.
Но не все, не все было безоблачно в жизни этих былинных богатырей. Они страдали и ломались, казалось, на каких-то неважнецких, неприметных бытовых житейских историях: неверности мужей и жен, неразделенной любви, зависти и интригах менее удачливых сослуживцев, несправедливости начальства.
Да и в наших жизнях, меня и моей подруги, все было ох как не гладко. Я приезжала после своих потрясающих командировок в дом, где меня совсем не ждали. Она возвращалась, переполненная впечатлениями к мужу, который был занят своей жизнью и своими проблемами. Что-то очень сильно не ладилось у всех нас, и отмахнуться от этого было все труднее и труднее. Каждый из нас искал свой выход. Подруга все больше погружалась во все новые и новые дела, я все больше зарывалась в книги и уходила в себя. У нас не принято было плакаться в жилетку и делиться своими житейскими трудностями.
Только неизлечимо больная, на пороге ухода, она рассказывала мне о том, что омрачало ее жизнь и подтачивало жизненные силы. Каждый шел своей дорогой, но судьбы наши так и не расходились до самого конца. Мы обе, каждая своей крутой дорогой, шли к Богу и пришли, наверно, слишком поздно. Но не наша в том вина.
Несмотря на бурное течение жизни и переполненность внешними событиями, томилась и металась в глухих потемках душа. Чувство неясной тревоги и неудовлетворенности росло и все больше вытесняло другие ощущения. Не принято, да и не с кем было говорить об этих непонятных и неуместных внутренних метаниях. Но всегда, когда свои силы на пределе, Бог посылает спасительную помощь, спасительную встречу и поворот судьбы.
Тогда, истомленная духовным одиночеством, я узнала и близко сдружилась с человеком, который надолго дал пищу мятущейся, изголодавшейся душе. Это был главный режиссер областного театра кукол, дружбу с которым мне суждено было пронести через десятилетия моей с непредсказуемыми поворотами жизни.
Режиссер был из числа оглашенных, безмерно преданных своему делу и театру, человек. Его любимой и часто повторяемой шуткой была: театр моя жена и моя любовница. Действительно, он дневал и ночевал в театре, обуреваемый все новыми идеями и постановками. Тогда Режиссер был еще молод, ему только минуло 36 лет, и он переживал пик своей творческой интуиции, которая позволяла ему ставить пронзительные по своей созвучности с какими-то глубинными состояниями души, спектакли.
Он был очень изобретателен в своих изобразительных средствах: световые эффекты, куклы, маски, живые актеры, на равных участвовали в его сценических действиях, потрясая души и сердца зрителей. Но потрясала не только и не столько его фантастическая изобретательность, но и сверхидеи его спектаклей, которые как всполохи молний, высвечивали скрытые и порой незаметные для самого человека пружины его трагических падений и предательств.
Первый спектакль, который я увидела у Режиссера, был поставлен по незатейливой японской сказке «Журавлиные перья». Бедный юноша-крестьянин подобрал в поле раненного журавля и выходил его. Журавль превратился в прекрасную девушку, которая стала его женой и принесла ему не только любовь, но и богатство. Но алчность оказалась сильнее любви. Все снова и снова упрашивал неожиданно разбогатевший бедняк ткать свою жену дорогое полотно из своих журавлиных перьев, пока она не покинула его, обезумевшего от горя невозвратной потери.
Читать дальше