Владимир Положенцев - Хвост огненной кометы

– Завтрак отменяется. Раньше нужно было вставать.

Оператор спорить не стал. Он шустро преодолел неширокую дорогу, почти на ходу снял несколько планов с беженцами и раненными.

По аэродрому гулял сильнейший ветер. Мы остановились у кромки поля. Недалеко загружались два Ми-8. Тогда, почему-то и в голову не пришло зайти на КП, узнать какой борт куда идет и официально на него попроситься.

Подошли к первой вертушке. Солдаты, закидывающие в вертолет зеленые ящики, в разговор вступать не пожелали. У второй машины стояли пилоты. Увидев камеру и штатив, они поинтересовались:

– Откуда, рэбята?

– Программа «Время».

– О! Я такую программу смотрю.

Летуны явно были кавказцами. Узнав, что мы хотим добраться до Грозного-Северного, а оттуда до штаба Рохлина, зацокали языками:

– Что вам там дэлать, а?

– Работать.

– Здэсь работайте, там стреляют.

– Ничего не поделаешь.

– А-а. Мы идем на Владикавказ. Давайте с нами, если хотите.

Видя нашу непреклонность, один из летунов полез в вертушку:

– Сэйчас по рации узнаю.

Через минуту он появился снова:

– «Ноль семнадцатый» скоро на Северный пойдет. Он вон там, за ТУшками стоит, – летчик махнул рукой в сторону двух полурассыпавшихся стратегических бомбардировщиков ТУ-95, с заколоченными фанерой кабинами.-Еще врэмя есть. Залэзайте к нам.

Почти насильно кавказцы затащили нас внутрь своего вертолета. На старом чемодане тут же расстелили газету. Появились домашняя колбаса, хлеб, полбутылки чачи.

– Покушайте, пожалуйста, там нэкогда будэт.

Отказаться от ароматной колбасы было не возможно. Мы с Саней руками отломили по кусочку. Один из летчиков зазвенел стаканами. Я приложил руку к сердцу:

– На работе нельзя.

– Боевые сто грамм. На пэрэдовую идете. Там везде эта пэрэдовая.

Удивительно, но летчик почти в точности повторил слова Рохлина.

Я отрицательно помотал головой.

– Потеряем спьяну аппаратуру, что тогда делать? – попытался отшутиться Саня.

– Головы не потэряйте.

Осетин со вздохом отставил в сторону бутылку и задал мне неожиданный вопрос:

– Вот ты мнэ скажи, Ельцин дурак?

Я с трудом проглотил кусок:

– Не похож.

– А-а. Тогда скажи. Вот Россия большой брат. Так? А мы – Осетия, Ингушетия, Чечня младшие братья. Если старший брат бьет младшего, разве это хорошо? Разве нэльзя было словами объяснить?

Мы с Анненковым промолчали.

– А-а. Ну, ладно, кушайте.

Через десять минут осетины проводили нас до вертушки, отправляющейся в Грозный. Летчик категорически отказывался нас брать. Он размахивал руками и кричал на кавказцев. Что именно слышно не было, лопасти уже вращались во всю. Наконец, недовольный, но видимо сломленный летчик подошел к нам.

– Документы есть?

Внимательно изучив служебные удостоверения, коротко бросил:

– Садитесь, – и, обернувшись на осетин, прохрипел.-Мне голову снимут!

– А ты никому нэ говори, – подмигнул ему кавказец, который интересовался у меня умственными способностями президента.

Я уже пристроился на лавке возле бака с горючим, когда он заглянул в вертолет.

– Знаешь, если брат совсем сбился с правильного пути, пропадает, так сказать, и никого нэ хочет при этом слушать, можно и по уху съездить. А?

Уже в воздухе я вспомнил, что мы не познакомились с осетинами. Как звали тех дружелюбных кавказцев и чем взяли они пилота, так и осталось для меня загадкой. А в следующий приезд на войну я узнал, что где-то под Ведено была сбита вертушка с осетинским экипажем. Все погибли. Тот ли это был экипаж или нет, не знаю.

На взлетной полосе Грозного-Северного стояли несколько только что прибывших вертушек. От их двигателей валил пар. На одной из них еще были включены аэронавигационные огни. Со стороны окраины города доносилась артиллерийская канонада. Тяжелые орудия били залпом. Саня рассмеялся:

– Смотри, бойцы опять прикручивают дверь на то же самое место.

По-моему, и солдаты были те же. Их сослуживцы подносили к входу в аэровокзал фанерные листы и заделывали ими дыры в стенах.

Из-за угла аэропорта показалась большая группа офицеров. Впереди нее важно вышагивал командир и, судя по всему, не простой. Лампасы на его штанах были широкие и яркие, словно натертые воском. Генерал остановился возле солдат, вешающих дверь, что-то им сказал, постучал себя по лбу кулаком. Бойцы бросили дверь, посторонились. Делегация скрылась внутри здания.

– Узнал полководца? – подмигнул я Анненкову.