Владимир Мединский: Россия никогда не сдавалась. Мифы войны и мира

Поэтому любая национально ориентированная историческая политика нацелена на исключение из публичного дискурса глумливых, ернических, оскорбительных для памяти предков трактовок любых страниц истории — как героических, так и трагических, или, как вы выразились, «не самых светлых».

Что касается раскола общества, то он не выгоден никому — ни государству (власти), ни его гражданам. Так что и в этом вопросе противопоставлять интересы государства и общества ни к чему. «Госрегулирование» в этой сфере должно быть как раз нацелено на консолидацию, а не на стравливание людей между собой по идеологическим, этно-конфессиональным или каким-то иным основаниям. Распознать, вычленить и, в конечном счете, маргинализировать обладающие конфликтным потенциалом, разрушительные для формирования общегражданской идентичности политизированные, тенденциозные версии истории — прямая задача не только отвечающих за проведение «исторической политики» госструктур, но и гражданского общества в целом. Если, конечно, речь идет о действительно суверенном государстве (а не о чьей-то колонии) и настоящем гражданском обществе, а не его «болотной» имитации.

— На постсоветском пространстве возникло 15 национальных историй, все более расходящихся в принципиальных оценках прошлого. Как все это сказывается на интеграционных процессах? Не мешает ли им активная реабилитация советского периода в России? А заодно — не способствует ли эта реабилитация расколу российского общества?

Владимир Мединский:Прежде всего, никакой «реабилитации» советского периода в современной России не происходит. Никто не собирается замалчивать или утаивать от общества «темные страницы» советской истории. Кроме того, реабилитация нужна в отношении осужденных, что же касается СССР, то мечта наших либералов организовать над нашей страной «второй Нюрнберг», к счастью, реализована не была.

То, что многими сегодня панически интерпретируется как «реабилитация», на самом деле выражает собой нежелание здравомыслящих граждан России говорить о своих предках в глумливо-уничижительном, обвинительном тоне — так, как это делают те, кто считает величайшим несчастьем, что им довелось родиться и жить в России. Вот от этой либеральной «смердяковщины» наше общество сегодня избавляется, и это, на мой взгляд, симптом выздоровления, а вовсе не болезни. Препятствия для модернизации, и вообще любого развития, создаются как раз теми, кто хотел бы внушить нашему обществу «суицидальные» представления о прошлом, — т. е. подтолкнуть к смене идентичности, желанию «свалить из страны», в которой никогда и ничего «нормального», «цивилизованного» не было, а значит, и не будет.

Что касается постсоветского пространства, то, на мой взгляд, пик активности по конструированию собственной, отличной от российской идентичности, а значит, и истории, здесь уже пройден. Насущные политические цели, связанные с легитимацией независимых от Москвы режимов, в основном достигнуты. Теперь настает период менее политизированного, более вдумчивого, если так можно выразиться, «исторического мифотворчества». Проектируя свое будущее, элиты тех или иных стран с неизбежностью будут приходить к выводу о важности расширения интеграционных контактов с Россией, и это приведет к корректировке политического «заказа» на соответствующую версию нашего общего исторического прошлого. «Конфронтационная» модель истории (неважно, идет ли речь об Украине, Латвии или Грузии) сегодня нужна там только тем политикам, кто связывает свои интересы с превращением страны в страну-вассала, грубо говоря, «сливает» собственный суверенитет.

Нужно ли всеобщее высшее и насколько оно должно быть бесплатным?[2] «Православие и мир», 1 февраля 2012 г. http://www.pravmir.ru/obrazovannye-i-neudovletvorennye/#ixzz3abHqyBnH

В своей первой статье в «Известиях» В. Путин пригласил к диалогу. Статья большая, практически философская — о многом, в том числе — о том, как «образовательная революция» кардинально меняет сам облик российского общества и российской экономики. Имея за спиной годы преподавательского опыта, не могу удержаться от приглашения премьера к дискуссии.

Для чего людям нужно высшее образование? Мотивация всегда, везде одна и та же: приобрести умения и навыки, которые позволят получить интересную работу, высокооплачиваемую специальность, кому-то — подняться в новый слой социального пирога. Ну, и для меньшинства мотивом была просто неистребимая тяга к знаниям. У нас тоже в университеты идут по этим же причинам. Но и еще — по трем другим, лишенным и здорового прагматизма, и романтического стремления к познанию.