Борис Ваулин: За метром метр

Как не хочется уходить от теплого бока дизеля в этот кромешный ад. Поплотнее прижаться к теплому железу, захватить с собой кусочек тепла. Теперь туго подпоясаться, чтобы подольше удержать его в теле. Достаю толстые отцовские рукавицы. Он их шил сам специально для моей работы. И пусть тепло дорогого мне человека греет меня в эту минуту. Лица закрываем шарфами, оставляя одни глаза. Пошли.

…Ветер! Ветер! Ветер! Совершенно невообразимый дикий пир ветра. Это бесплотно-ощутимое существо, сбивающее человека с ног. Крутит здорового мужика, как тростинку. Не хватает воздуха, а в раскрытый рот летит комок шершавого мокрого снега. Карабкаешься по обледенелому сугробу, и новый порыв опрокидывает тебя навзничь. Не приходилось еще встречать такое.

Поистине злой дух Ямала достоин отдельного посвящения. Это не тот стыдливый ветерок, который щекочет морозцем щеки в большом городе и быстренько прячется в переулках. Наш ветер, зародившись в просторах Арктики, нагулявшись там вволю, почуяв свою могучую силу, несется с бешеной скоростью на материк и обрушивается с дикой силой, ломая все на своем пути. Про него нельзя сказать: «Он дует», — это единая упругая стена.

Кто-то шутку бросил: «На буровую едва ползешь, а с работы птицей летишь». Нет, не о лодыре речь идет. На работу двигаешься, согнувшись параллельно земле, загребая руками в плотной, осязаемо прозрачной купели. Обратно же мощный пресс давит в спину, швыряя тебя, словно перекати-поле.

Подъем инструмента — надо идти наверх. Собрались вдвоем с Толей Смысловым. Одному в такой ветер стальную двадцатитрехметровую свечу не удержать. И не дай бог этого! Ломая ограждения, запутывая тросы, лебедки, калеча машины и людей, не успевших убежать, рухнет она на землю.

В машинном зале все же надежнее. Свет электроламп падает на лица товарищей. Шипит перегретый пар, выбиваясь из патрубка. Снежинки пробиваются сквозь неплотные щели. Тонкая стенка из железа, досок и фанеры прогибается от напора разбушевавшейся стихии. Дверь сдерживает яростную силу, отделяя и защищая нас от темноты и мрака. Но мы сами откроем ее. Толкаем раз, другой. Дверь чуть приоткрывается, и тут же бешеный удар извне захлопывает ее. Наваливаемся вдвоем и протискиваемся в едва открывшуюся щель.

Каски на нас, в руках инструмент, вот и площадка: «Ну, хлопцы, будь!» Ветер выждал удобный момент и с размаху толкнул в грудь. Падаю на перила, поднимаюсь, как волчок, кручусь по скользкому железу: «Будь ты проклят, ветер жгучий!» — мы все равно вперед лезем. Упрямо, вверх и вверх, а ступени вниз под ногой. Руки не чувствуют, слезы из глаз — жесток заполярный бой!

Одна за другой бурильные трубы становятся в ряд. Дружные усилия двоих делают свое дело. Говорим мало — бережем тепло. Работаем синхронно, понимая замысел товарища без слов. Украдкой поглядываем на часы — время идет удивительно медленно.

Время! Время! Мудрое, быстротекущее, жестокое и прекрасное. Странное существо человек. В зависимости от выгоды — то торопит, то старается задержать размеренное движение минут. Время, залитое кровью войны, пропахшее потом труда, ликующее радостью гагаринских дней, беспечностью студенческой вечеринки, уложенное в четкие газетные строки, первые мгновения свиданий любви и первой изморози на висках. Время — тайный враг, время — лучший друг!

Вырвались из прорыва — началась жаркая работа!

…Дима со счастливым лицом стоит у тормоза. Глаза его не отрываются от квадратной железной штанги, на которой нанесены метки мелом через каждый метр. Вращается колонна, одна за другой скрываются метки в скважине. Быстро отвинчиваем инструмент, наращиваем трубы. Теплая струя раствора хлещет из устья. Очередная свеча погружается в недра. Навертываем инструмент… ревут дизели… дрожит стрелка индикатора веса… бурение…

В глазах не гаснет радость успеха. Нынче все постояли у ручки тормоза, ощутили мощную силу дизелей, толкающих долото в земное нутро. Толпой вваливаемся в балок мастера. Бурильщик открывает журнал и торжественно выводит цифру «16»… Невеликий, но рекорд!

Вперед скважина! Но что в ней? Вдруг окажется пуста? На завтра геологи назначили взятие керна. Что принесет проба? Если результат отрицательный — досадно. Для геологов отрицательный результат не поражение, а направление дальнейших поисков. И все же лучше, если бы был газ. А там, кто знает, и до нефтеносных пластов рукой подать.

Мы счастливы первым успехом, МЫ слегка пьяны от него. Откуда было знать, что пройдены не все испытания, не все коварные ловушки, расставленные на нашем пути!..