Игорь Лис - Неополитика. Изменения в современной политической теории и практике

Гесс, этот представитель так называемого классического либерализма, говорил о политике в том смысле, в котором термин используют завсегдатаи бистро, то есть с явной отрицательной коннотацией: для него это «подручный демон власти и авторитета» (которые, в свою очередь, ничто иное, как «призраки прошлого»), набор бесчестных практик, направленных на ограничение свободы личности. Но как насчет политики в академическом смысле? Гесс не говорит об этом (потому что для него, как и для многих либералов, интеллектуализация политики является способом придания ей легитимности, которой она не заслуживает). Однако несколькими годами ранее, в 1961 году, в скромном американском издании Western Political Quarterly, опубликованном Государственным университетом штата Юта, Джеймс Холтон написал в статье под говорящим заголовком «Политическая философия мертва?» 2 2 The Western Political Quarterly , 1961, University of Utah, С. 75 : «Политическая философия является сегодня не более, чем собственной тенью». Почему? Потому как, объясняет Холтон, «упадок политической философии является частью упадка рациональности и идей как таковых». Снижение рациональности – в 2019 году мы уже понимаем, о чем идет речь, принимая во внимание все эти обскурантистские споры, заполняющие пространство диалога в социальных сетях. От исламистских групп до американских христианских сект, от борцов с вакцинами до любителей теорий заговора, мы живем в мире, о котором Пьер Бурдье еще в 1999 году справедливо сказал: «мракобесие вернулось, но на этот раз мы имеем дело с людьми, которые делают вид, что они пришли со стороны разума и рационализма».

В 1960-х годах, в контексте системного кризиса, общественная и интеллектуальная динамика уже предвещала социальные землетрясения 1970-х. Технологическая эволюция в сочетании с ослаблением последствий послевоенного посттравматического шока, беспрецедентный экономический рост и невиданная динамика холодной войны, генерирующие значительный социальный и научный прогресс, поставили серьезный вопрос того, что Дэвид Де Хаас называет 3 3 The Crises of Human Identity in 1960, в The Appolon Digital Journal , апрель 2017 «человеческой идентичностью». Американские восстания, убийства Джона Кеннеди и Мартина Лютера Кинга, протесты во Франции в мае 1968 года, иранская революция 1963 года, 32 объявления независимости в странах Африки, в том числе 17 за один только 1960 год, полет Гагарина в космос, «настоящее» рождение феминизма и конец политической оттепели в СССР – все это настолько дегармонизировало реальность народов, что совсем неудивительно, что конец десятилетия казался концом эпохи. По делу высмеянный Жаком Дерридой и логично исправленный Сэмюэлем Хантингтоном, Фукуяма объявил, двадцатью годами позже, конец истории. Корни этого драматизма, возможно, надо искать именно в 1960-х.

Сегодня мы в некоторой степени переживаем глубинные динамики тех лет. Конечно, нельзя полноценно сравнивать эти две эпохи, пусть соблазн и велик, но мы все равно видим большее сходство, которое имеет решающее значение для понимания этой книги: научно-технический прогресс создает новые modus operandi, особенно в медийной сфере, не имеющие прецедентов в истории человечества. Если кризис восприятия политики повторяется (кризис «Тридцати тиранов», случившийся в Афинах в 404 году, вполне смог бы случиться и в 2404 году), новые способы доступа к знаниям и связи с другими людьми делают предвидение его исхода все более трудным.

Одним из ключевых элементов текущего периода является тот факт, что подавляющее большинство политических акторов оказываются – или, скорее, уже оказались – в положении «индуктивистской индейки» Бертрана Рассела. Напомним, как она была блестяще представлена Аланом Чалмерсом 4 4 Alan Chalmers, Qu’est-ce que la science? Le livre de poche, 1990, С. 40 :

«С самого первого утра, когда она поселилась на ферме, индейка заметила, что ее кормят в 9 часов утра. Однако, как хороший индуктивист, она не спешила что-либо делать. Она ждала, пока не заметит много раз, что ее кормили в 9 часов утра, и собирала эти наблюдения при самых разных обстоятельствах: по средам и по четвергам, в жаркие и холодные дни, в дождливые дни и в сухие. Каждый день она добавляла еще одно замечание в свой список. Ее индуктивистское сознание было наконец удовлетворено, и она обратилась к индуктивному методу, чтобы сделать вывод: „Меня всегда кормят в 9 часов утра“. Увы, этот вывод оказался совершенно ложным, когда в канун Рождества вместо того, чтобы кормить ее, ей отрезали голову.»