Тут пригодится греческий апокриф.
Начинающий тиран направил к соседу – опытному тирану посла, чтобы узнать, как лучше всего утвердить свою власть. В ответ тот молча прошел по полю, срезая верхушки колосьев. Совет был усвоен: выдающихся людей, особенно благородного происхождения следует устранять.
Но это только самое начало науки диктатуры. Ноу хау всевластия куда более разносторонне и изощренно. Полезно назваться «любимцем Венеры», как римский Сулла, и ввести проскрипции – списки врагов отечества, подлежащих убийству (за укрывательство проскрипта – тоже смерть!). Или объявить себя прямым потомком царей, правивших еще до Великого потопа, – полубогов Адапы и Гильгамеша, как ассирийский царь Синаххериб, и снести прославленный древний город Вавилон с лица земли. Или сжечь всю гуманитарную литературу, заживо зарыть в землю четыреста ученых (конфуцианцев), как это сделал Цинь Шихуанди, и задуматься о том, что пора принять титул выше царского. Хорош титул ди — императора. Но ведь надо посоветоваться с народом. После длительного обсуждения решено принять титул хуанди – высочайшего императора. Все советы с народом будут иметь такой характер.
Успешная диктатура всегда конструкция из двух половин: террор и сакрализация правления. В надстроечной части личный культ и идеологема прикрытия (все, что делается, делается ради высшей идеи). Но все величественное сооружение опирается на террор. Роль террора фундаментальна.
Исключительно эффективны казни. В древнекитайском царстве действовал длинный прейскурант этой государственной процедуры. Членам правившего рода и наиболее высокопоставленным чиновникам смерть «жаловалась». Император посылал обвиняемому меч, великодушно даруя ему возможность покончить самоубийством у себя дома. Более регулярными видами высшей меры наказания были: уничтожение трех родов преступника – рода отца, матери и жены ( исаньцзу ) или уничтожение одного только рода преступника ( цзу ). А как эффектно четвертование ( чэле )! Руки и ноги осужденного привязывают к четырем различным колесницам, запряженным быками, затем по команде быков пускают вскачь, и тело разрывается на части. К этому надо добавить: разрубание пополам, разрубание на части, обезглавливание после казни, выставление головы на шесте в людных местах, обычно на базарной площади города, удушение, закапывание живьем, варка в большом котле, выламывание ребер, пробивание темени острым предметом…
У этого стиля правления есть и свои издержки. Садизм органично сочетается с паранойей и манией преследования, за которую, впрочем, тоже расплачиваются окружающие. Корни бесчеловечности не в медицинской, а в социальной патологии. Психо властителей – продукт бесконтрольности. Масштаб преступлений – мера величия диктатуры.
Тамерлановы башни из черепов. Нерон любуется зрелищем подожженного им Рима, играя на скрипке. Царь Ирод и избиение младенцев… Эти апофеозы диктатуры стали символами абсолютного зла. Присно и во веки веков.
Диктатура – простейшая формула власти. Террор – простейшее средство обеспечения власти. И то, и другое естественно в примитивном обществе, где нет других средств и скреп. И противопоказано зрелому обществу, которое доросло до общественного договора.
Речь необязательно о XXI веке. В Древней Греции в V веке до нашей эры отношение к тирании уже было однозначно негативное, именно тогда, свидетельствуют историки, этот термин приблизился к своему нынешнему значению. В ту давнюю пору развитой демократии тирания естественным образом воспринималась как вызов справедливости, ибо она несовместима с самой основой существования гражданского коллектива – всеобщим равенством перед законом.
Французский философ и остроумец Пьер Буаст, которому принадлежит знаменитое mot : «Аристократия и демократия – сестры, которые различаются воспитанием, состоянием и манерами», высказался и на этот счет: «Деспотизм есть ложное верование, таинство которого состоит в том, чтобы заключить всю нацию в одного человека». И еще: «Деспотизм бывает уделом выродившихся наций; они его заслуживают и подвергаются, не чувствуя его».
Диктатура и террор – два соблазна всех власть имущих и жаждущих власти. В ХХ веке оба тренда побили все рекорды-антирекорды и нарушили все человеческие нормы.
Терроризм стал международным явлением, то есть мировым злом. Он приобрел неизбирательный характер и потому утратил всякое оправдание. Месть – эту сатисфакцию за страдания еще можно понять (не принять), это входит в логику человеческих эмоций. Но когда мишенью сознательно становятся случайные люди, бомба (человекобомба!) утрачивает всякую рациональную цель. Отправить на тот свет как можно больше неизвестных, ни в чем не повинных людей – за пределами всего. Это абсолютное преступление, и оно признано таковым в национальном и международном законе.
Читать дальше