Александр Бурдуковский - Свидание со свободой

Грохот, кажется, стоит целую вечность. Но, даже когда установилась тишина, в это трудно было поверить. Я вижу перед собой лицо Дина, он широко раскрыл рот, чтобы избежать контузии. По одному люди начинают подниматься на ноги. Пелена дыма медленно утекает на восток. Даже в такой мясорубке могут остаться живые. Нас отправляют на поиски пленных, «языков». Работает это так: находишь раненого, задаёшь вопрос на нашем языке, если отвечает, выносишь его в безопасное место; если нет, добиваешь. Все проще некуда. Мы с Дином осторожно продвигаемся, оглядываем воронки. Часто бывают случаи, когда люди забиваются в них и пережидают артобстрелы. Едкий дым стелется по земле, мешая обзору. Некоторые трупы пылают в этом мареве как далекие сигнальные костры. Аромат жареного мяса заставляет сжиматься пустой желудок. Иногда раздаются одиночные выстрелы. Дин подаёт сигнал рукой, показывает влево. Особенно глубокая воронка, будто специально наполненная трупами. Там мы и увидели впервые этого человека. Худой, маленький человек с узкими глазами. Он лежал в углублении, скрытый от осколков телами других. Расслабленная поза и взгляд в никуда, на ему одному доступный пейзаж. Он не притворялся мертвым в попытках спастись, при нашем появлении он даже не шевельнулся, только глаза скользнули по нам и вернулись на место. Мы нервно переглянулись. Обычный вопрос при поиске «языка»: «Кто ты?». Но, сейчас Дин спросил: «Что ты делаешь?»

– Смотрю на облака, – последовал ответ.

Не сговариваясь, мы подняли его и понесли к медикам. Осколком ему посекло ногу. Его звали Сокто.

Пленные в лагеря пользовались определенной долей свободы. Бежать было некуда, потому основным правилом было не приближаться к арсеналу и жилым палаткам. А так можно было передвигаться почти по всему лагерю.

Новый знакомый возбудил в нас любопытство. После его беседы с особым отделом, вечером мы отправились его навестить. Он безмятежно лежал на койке, и напоминал скорее посетителя санатория, чем пленника. Он с недоверием к нам относился и особо не шел на контакт, но постепенно мы разговорились. Он был выходцем из далекой азиатской страны, непонятно каким боком попавшей в этот конфликт. Он поведал нам о своей стране, обычаях и нравах. С детства способный к иностранным языкам, он бегло разговаривал на нашем. Как и многие другие, Сокто не хотел идти на войну. Только его никто не спрашивал. Даже сейчас, в этой ситуации, он казался гражданским человеком, волею злого рока заброшенный сюда. До самой ночи мы проболтали в прохладной палатке госпиталя. Уже объявили отбой, а мы так и сидели освещенные небольшим огоньком огарка свечи. Мы бы просидели еще дольше, но пришел санитар проверять больных и прогнал нас.

До этого мы с пленными не контактировали. Для нас стало настоящим открытием что пленные, это точно такие же люди, как и мы. Их точно также подняли и отправили на эту войну. Сокто был чуть старше нас, но иногда складывалось впечатление, что он гораздо взрослее своих лет. Будто поживший мудрец говорил устами молодого мужчины. Общение с ним это был глоток мирной жизни среди окружающего хаоса.

Передовые части армии ушли далеко вперед, а нас перекинули в арьергард. После передовой, работа здесь казалась отдыхом. Нескольких человек из нашей роты, в том числе и нас с Дином, прикомандировали к госпиталю. Чем мы были вполне довольны. К сожалению, как это всегда было в мире, методы нанесения увечий далеко опережали методы лечения, потому в большинстве случаев раненные умирали. Да и вечный фронтовой дефицит всего серьезно сказывался. Настоящих хирургов было раз, два и обчелся. Остальные были не более чем курсанты из медучилищ. Пару раз я присутствовал при операциях, и вещи, происходящие там ничуть не лучше картин поля боя, после обстрела минометов.

Будни проходили в уходе за больными и раненными. Вечерами мы собирались втроем, гуляли, курили, разговаривали. Один раз даже стащили немного спирта и напились. Со дня на день ожидался снег, дыхание из груди вырывалось облачками пара. Но, это нас не остановило. С приближением ночи, мы улизнули из лагеря со своей добычей и нехитрой закуской. На поляне в лесу расстелили брезент и уселись пировать. Сокто шел на поправку, но пока что ему приходилось передвигаться с помощью костылей. С непривычки мы быстро опьянели. Холод перестал нас донимать, а мир казался не таким плохим местом.

– Когда всё закончиться я вернусь домой. Построю дом, заведу хозяйство и женюсь. У меня будут трое ребятишек, две собаки и много-много скота. На праздники буду собирать всю семью, и вас тоже буду приглашать. А больше ничего и не надо, ведь это настоящее счастье, – мечтательно проговорил Дин.