Александр Ушаков - Ататюрк - особое предназначение

Но Кемаль быстро разочаровал их, блестяще справившись со своими обязанностями.

Еще одну причину слабой подготовки офицеров Кемаль видел в их чересчур активном занятии политикой.

– Какой толк, – вопрошал он на очередном конгрессе «Единения и прогресса», благо, что сам Шевкет-паша придерживался точно такого же мнения, – от заседавшего в парламенте генерала? Его дело учить солдат! Повальное участие офицеров в политической жизни гибельно для армии. И именно поэтому Третья армия, многие офицеры которой являются членами «Единения и прогресса», не может считаться современной армией!

И какова же была радость Кемаля, когда такие видные деятели движения, как Исмет и Кязым Карабекир, поддержали его предложение.

Но, увы, дальше разговоров дело так и не пошло.

Да, офицеры перестали посещать партийные клубы, но комитет по-прежнему продолжал опираться на военных.

А вот отношщения самого Кпемаля после конгресса с некоторыми членами комитета испортились окончательно.

С кем именно так и осталось неизвестным.

В связи с этим надо заметить, что выступавший под общим девизом «Спасение империи и контроль над султаном» комитет «Единения и прогресса» являл собой удивительный ансамбль противоборствующих кланов, во главе которых стояло около тридцати лидеров.

А на вершине пирамиды возвышаля странный триумвират в составе Энвера, Талаата и Джемаля.

Странным он был по тому, что даже при всем желании было сложно найти столь различных людей.

И тем не менее…

Надо полагать, что Кемаль не полаждил с кем-то из лидеров, поскольку ему сначала угрожали, а потом дважды (в 1909 и 1911 годах) его пытались убить.

После многих лет, проведенных в подполье, «Единение и прогресс», даже добившись власти, сохранил жесткие привычки подполья.

И его руководители безжалостно расправлялись со всеми неугодными.

Для своих темных дел они использовали профессилнальных убийц из секты федаев.

И если верить воспоминаниям Кемаля, то в течение нескольких недель федаи охотились за ним и даже стреляли в него.

Говоря откровенно, странные это были покушения.

Федаи всегда довдили дело до конца и никогда не промахивались, и Кемалю, если дело обстояло именно так, крупно повезло…

Тем не менее, Кемаль не спешил покидать ряды комитета, хотя и превратился в то время в обыкновенного наблюдателя.

Что же касается высших руководителей партии, то между ними и Кемалем лежапа огромная пропасть, и преодолеть ее он смог только в отношениях с Джемалем…

Летом 1910 года с группой османских офицеров Кемаль был послан на учения французской армии в Пикардию.

И надо ли говорить, с какой радостью и интересом ехал он в даровавшую миру великую революцию страну!

Как только они переехали границу, он сменил феску на фуражку, и майор Саляхеттин недовольно заметил:

– Что ты делаешь? Разве ты забыл, что м представляем наше государство? И все должны видеть, что мы османы!

Кемаль только пожал плечами.

Но когда поезд остановился на одной из сербских станций и один из мальчишек заорал пронзительным голосом на весь перрон «чертов турок!», майор тут же достал из своего чемодана фуражку.

Кемаль с огромным интересом наблюдал за всем происходящим на полях Пикардии.

Но, увы, в империи снова обострилась обстановка, и вместе с военным министром Махмутом Шевкет-пашой его отправили на подавление восстания в Албании.

Шевкет-паша сдержал данное им в Стамбуле слово и со свойственной ему жестокостью принялся уничтожать бунтовщиков.

Сам Кемаль почти не принимал участия в боевых действиях и занимался в основном разведкой.

Албанцы получали оружие из пограничных с ними стран, и он был обязан перекрыть эти пути.

Говоря откровенно, он не был в восторге от своего участия в исполнении жандармских функций по подавлению восстания.

Ведь это был не просто бунт, а борьба двух идеологий: османизма, за который все еще цеплялись младотурки, и национализма нетурецких народов.

Более того, судя по его поведению в Сирии и дальнейшим высказываниям, Кемаль оказался в затруднительном положении: прогрессивно мыслящий человек, он был обязан самым жестоким образом подавлять ростки национального самосознания.

Да и чего особенного требовали албанцы?

Независимости?

Так это естественное стремление любого народа!

Развития своего собственного языка?

Так и здесь не было ничего удивительного, поскольку язык являлся неотъемлемой частью национальной культуры, и любой народ имел право говорить на своем собственном языке!